Клыч Кулиев - Чёрный караван

— А для вас? Для вас закрыты?

— Конечно… Для нас на каждой двери множество потайных замков. Честь, совесть, стыд… Как перешагнешь через них?

Я снова деланно улыбнулся:

— А вы, ханум, интересная женщина. Вернее, настоящий философ. Клянусь, в каждом вашем слове заключен большой смысл.

— Не смейтесь, полковник! — От затаенного негодования губы Нергиз задрожали. — Я знаю, с женщинами, да еще с женщинами в чачване, вам нелегко разговаривать серьезно. Но чачван — не вечный наш удел. Мы тоже люди. У нас тоже есть мысли, чувства, желания…

Я налил себе и ей коньяку и пододвинулся поближе к Нергиз, стараясь отвлечь ее от не соответствующих моменту мыслей.

— За ваше здоровье, ханум! За ваши пленительные глаза!

Женщина вдруг отставила свой бокал и заглянула глубоко в мои глаза, как бы стремясь прочесть в них мои мысли.

— Я, господин полковник, задам вам один вопрос. Вы ответите мне прямо, не лукавя?

— Можете не сомневаться, ханум. Говорите!

Нергиз некоторое время сидела молча, опустив голову. Затем медленно подняла веки и с трудом проговорила:

— Если вам изменит человек, которому вы доверились всей душой… Растопчет честь вашу… Как вы поступите?

Опять философия! Опять высокие материи! Я решил ответить действием. Крепко схватил обе руки Нергиз, заглянул в ее полные волнения глаза и с силой привлек ее к себе, говоря:

— Я тоже растопчу его! Я тоже не отступлю!

Нергиз, видимо, не ожидала такого ответа. Растерявшись от неожиданности, невольно прижалась к моей груди. Затем откинулась назад и, словно вырываясь из когтей хищника, громко закричала:

— Нет, нет!

Я невольно разжал объятия.

Только на следующий день я узнал, кто такая Нергиз-ханум. Оказалось, что она — жена Исмаил-хана. Я хорошо знал хана и был искренне удивлен, что Нергиз может искать развлечений, подобных вчерашнему. Но потом понял: для этого была важная причина — хан взял себе другую, молодую девушку, ссылаясь на то, что от Нергиз у него нет детей. Говоря словами Нергиз, хан «растоптал ее доверие». Бывает ли недуг тяжелее, чем ревность! Бедняжка, оказывается, приходила, чтобы огнем погасить огонь. Перешагнуть порог верности… Вернее, перешагнуть в неверность. Но у нее, видимо, не хватило сил. Ну, не беда, не хватило сил сегодня — хватит завтра!

И вот сегодня — встреча с Асадуллой-ханом. Он прислал сказать, что примет меня в шесть часов. Я заранее обдумал все аспекты беседы с ним.

В пять часов пришел Абдуррахман, сообщил, что к Герату скоро подойдет караван, вышедший из Кандагара. Нам предстоит отправиться в дальнейший путь именно с этим караваном. Я посоветовал Абдуррахману не вводить караван в город, а направить его на Мазари-Шериф. Затем мы обсудили вопрос о князе Дубровинском. Мы собирались взять князя с собой, а хаким хотел отправить его в Кабул. Абдуррахман сказал, что встречался кое с кем из полиции и что, если подкинуть куш посолиднее, удастся выкрасть князя и увезти. Было решено осуществить эту операцию.

Без десяти шесть я направился к Асадулле-хану. Я знал, что на Востоке высокопоставленные особы любят торжественность. Поэтому, несмотря на жару, надел мундир, нацепил даже свои ордена. Но Асадулла-хан вовсе не походил на человека, поджидающего гостя. Когда я прибыл к нему, он играл в теннис. На нем была белая сорочка с открытым воротом, рукава сорочки закатаны. Он, видимо, всецело был поглощен игрой; на круглом смуглом лице его сверкали капельки пота.

Хан поздоровался со мной дружески, как со старым приятелем, познакомил со своими приближенными. Затем, взмахнув ракеткой и указывая на теннисный корт, огороженный со всех сторон проволочной сеткой и обсаженный цветами, весело проговорил:

— Военные — народ боевой. Если у вас есть желание сразиться, полковник, — прошу на поле.

На намек хана я ответил вежливой шуткой:

— Если военных не трогают, скромнее их нет никого на свете. Но, к сожалению, они не хозяева своей воли. Хотя кривая сабля в их руках, распоряжаются ею политики!

— Браво, полковник! — Асадулла-хан удовлетворенно погладил влажные черные усы. — Вы когда-нибудь видели плачущих крокодилов?

Я пожал плечами:

— Нет, не видел.

— Мне тоже, в общем-то, не приходилось наблюдать этого, — кивнул хан, — но я слышал, что крокодил плачет, когда заглатывает свою жертву. — Он помолчал и добавил: — Вы не усматриваете здесь никакой аналогии?

Я почел за лучшее ответить неопределенной улыбкой.