Эдуардо Мендоса - Удивительное путешествие Помпония Флата

– У нас нет выбора. Ведь ни один назарянин даже пальцем не шевельнет, чтобы помочь отцу, если ради его спасения надо будет пойти против воли синедриона. Ты – другое дело, ты – римлянин да к тому же человек ученый. Что-нибудь непременно придет тебе на ум.

– Ты заблуждаешься. Я и вправду всегда прилагал немало усилий в погоне за знаниями, но в остальном… Ни мои природные способности, ни страстное желание, ни судьба не помогли мне добиться чего-нибудь путного. Только взгляни на меня…

– Но я верю в тебя, – сказал Иисус. – К тому же я могу помочь тебе в расследовании.

– Тоже мне помощник сыскался, клянусь Геркулесом! – воскликнул я, протягивая руку к кошелю с монетами.

Но, прежде чем я успел дотронуться до него, Иисус проворно спрятал деньги в складках хитона и сказал:

– Плату получишь, когда выполнишь работу.

Я скрепя сердце согласился, потом поднялся на ноги, швырнул скамейку в одну из коз, которые вновь прискакали во двор, взял мальчика за руку, и мы вместе вышли на улицу.

– Отведи меня в дом твоего отца, – велел я. – Прежде всего мы Должны потолковать с ним самим.

По дороге я спросил, откуда он вообще узнал о моем существовании, и мальчик ответил, что Назарет – город маленький, все новости и слухи разносятся здесь в мгновение ока, поэтому со вчерашнего вечера жители судачат о римлянине, который занедужил, отыскивая чудодейственную воду, и теперь бродит по улице, на ходу пуская ветры. Одни говорят, что римлянин – ученый муж, и называют его рабби или раббони, что на их языке означает «учитель». Другие называют просто-напросто дураком.

– А ты что думаешь? – спросил я.

– Я думаю, – ответил Иисус, – что ты человек справедливый.

– Ну, тут ты как раз ошибаешься. Я вовсе не верю в справедливость. Справедливость – идея Платона. Не уверен, что ты поймешь меня как следует, но это только идея, и не более того. С другой стороны, я хоть и не скрываю своей склонности к философии, но считаю себя всего лишь исследователем законов Природы, а людей вроде меня Аристотель весьма точно назвал физиологами. И если я чему-то научился за свою жизнь, то только одному: как Природа не знает справедливости, так и справедливость не является частью природного мира. В природном мире, к которому все мы принадлежим, более сильный зверь пожирает слабого. Лев, к примеру, когда он голоден, пожирает оленя либо страуса, и никто его за то не упрекнет. Но с течением времени лев, одряхлев, теряет силу, И тогда уже олени либо страусы могли бы пожрать его, если бы, конечно, пожелали. Таким образом они восстановили бы справедливость… Но разве они это делают?

– Нет, – отозвался Иисус, – потому что они травоядные.

– Вот именно. Нет справедливости в природном мире. Ни в естественном порядке, ни в сверхъестественном. Да ведь и боги тоже пожирают друг друга. Хотя, по правде сказать, не часто. Насколько мне известно, только Сатурн пожирает, или пожирал, собственных детей. Но, как тебе известно, и боги не свободны от неравенства. Да, да, разумеется, вы не верите в наших богов. Но пример со львом одинаково годится как для верующих, так и для безбожников. Ты понял?

– Нет, раббони.

– Это неважно. Когда-нибудь поймешь. И не называй меня больше раббони.

Коротая время за подобными беседами, мы дошли до их дома, совсем простого и во всем похожего на соседние, если не считать присутствия двух стражников синедриона, застывших у двери, и звона пилы, по которому можно было догадаться, что здесь же находится и мастерская плотника. Иисус распахнул дверь и пригласил меня войти.

В прохладной полутьме я различил мужчину весьма преклонных лет, лысого, с бородой. Он был занят тем, что распиливал толстую доску. Затем я увидел женщину, годами много моложе его, которая тщательно выметала опилки, стараясь сохранить в доме чистоту. Заметив меня, мужчина прервал работу и сухо бросил:

– Заказы не принимаем.

– Я пришел к тебе вовсе не за тем, чтобы просить сделать что-нибудь из мебели, – ответил я, – а чтобы помочь. Твой сын Иисус нанял меня, поручив доказать твою невиновность. И вот для начала я хотел бы задать тебе несколько вопросов. Скажи мне правду, Иосиф, ты убил этого человека?

– Нет, – ответил он, отложив пилу и вытирая пот с лысины рукавом скромного хитона. – Бог велел: не убий, и я никогда не нарушил бы волю Божию. Да и по характеру своему я мало склонен к насилию. Однажды случилось мне усомниться в беспорочности моей жены, и я был готов прибить ее. Но, к счастью, не поднял на нее руки, и все разъяснилось, не оставив сомнений. С той поры я веду себя с примерной кротостью.