Чухрай вопросительно глянул на Хурделицу.
— Разумею, дед... А как быть теперь — не ведаю. Вроде я в западню сюда приехал. На погибель свою.
— Постой ты о погибели говорить! — с раздражением воскликнул Чухрай. — Послухай, что сделать надобно. Перво-наперво я ныне же Селимку твоего на берег моря сведу, за город. Там в курене, что для рыбалки сложен, поселю его пока. А пропитание себе добывать он будет на рубке камня. В катакомбе подземной, что недалече от куренька моего вырыта. Маринку я у жены Луки, у Яники, пристрою. Ведь подруги они давние. Так лучше будет. А Иванка моя Одарка доглянет. Он нам отрадой будет.
— А про меня ты, дед, забыл? — улыбнулся Хурделица.
— Нет. Мы с тобой завтра на зорьке обоз Луки Спиридоныча на Днепро поведем. Чумаковать будем.
— А возьмет меня Лука к себе?
— Еще и обрадуется. Ему теперь возле товаров честные люди надобны. Он тебя добре знает. Верит тебе. Значит, возьмет. Он торговлю ведет ныне огромную: с Туреччиной и с разными городами нашими. С ним ныне сам пан Тышевский — враг наш лютый — вместе в одном деле. Увидал раз меня пан на дворе у Луки — опознал. Глазами сверкнул и спросил: «Кто сей?» Лука ответил: «Приказчик старший мой». Пан и говорит: «Ну, счастье его, что он твой... Поэтому только старый грех ему прощаю». С тех пор меня как бы не замечает.
— А мне Тышевский тоже простит, коли приметит?
— Кончено, простит. Ведь дело-то у них с Лукой общее. Коль ты у Луки служишь, значит, и у пана. Жаден он. Ради корысти, коль ты ему потребен, другом тебя любезным назовет... Сказывают, девок своих крепостных и то туркам в гаремы за море продает.
Тем же вечером Семен увел Селима на берег моря, а Одарка Маринку — в дом Луки.
Крепко обняла Кондрата на прощание Маринка.
— Себя береги — за меня не бойся. Никому себя в обиду не дам. — Она показала маленький охотничий нож, что всегда носила под байбараком (верхняя женская одежда) на поясе.
Еще не расцвела заря, а Кондрат, поцеловав спящего сына, ушел с Семеном в чумацкий поход.
Яника встретила Маринку радушно. Отвела ей одну из уютных комнат на женской половине огромного своего особняка, где жила сама со своими детьми и прислугой.
Хотя на Янике лежало много разных семейных забот и хлопот — и содержание в порядке большого дома, и воспитание троих детей, — ее радовало появление Маринки. Жены высокопоставленных знакомых Луки сторонились ее, считали ниже себя по происхождению и воспитанию и каждый раз при встречах давали ей понять это. Однако такие неприятные встречи были редки.
Яника старалась по возможности держаться подальше от них, но в то же время остро страдала от одиночества. Поэтому встреча с Маринкой была для нее приятным сюрпризом. Вскоре они и совсем сдружились. Сербиянка стала относиться к Маринке, как к младшей сестре. Даже иногда приглашала в гостиную, когда к мужу приходили его знакомые по коммерческим делам.
Янику забавляло, когда эти важные немолодые господа при виде красивой молодой женщины, забыв о своем почтенном возрасте, превращались вдруг в галантных кавалеров.
И вот в гостиной Яники Маринка неожиданно для себя встретила человека, которого однажды чуть не подстрелила из пистолета. Хотя это было давно, но лишь вошла Маринка с Яникой в гостиную, как пан Тышевский сразу узнал ее.
Маринка тоже узнала пана, хотя он сильно постарел и обрюзг.
Тышевский вел деловой разговор с Лукой и еще каким-то коммерсантом в чалме, но тут же прервал беседу и подошел к женщинам. Поклонился Янике, поцеловал ей руку, любезно осклабился Маринке и тотчас спросил, где находится сейчас ее муж.
— В дальнем пути, — ответила Маринка.
— О, понимаю, на пути к всевышнему. — Пан поднял к потолку свои бесцветные студенистые глаза. — Я слыхал, что он погиб в Измаиле.
Маринка поняла, что проговорилась, и с досады прикусила губу. К ней на помощь немедленно пришла Яника.
— Муж Марины Петровны жив-с. Он в дорожном отбытии, — пояснила сербиянка.
Но пан не унимался.
— Позвольте спросить, как долго вы изволите пребывать у нас в Одессе?
Вопрос этот был задан неспроста. Лгать она не умела, поэтому промолчала.
Яника решила, что гостья смущена, и опять попыталась выручить ее.
— Марина Петровна остановилась пока у меня. До приезда своего супруга.
— Очень приятно, очень приятно, — заворковал пан и перешел на игривый тон. — В Одессе славный климат. Но скажите, вы по-прежнему, подобно древней амазонке, столь воинственны, сколь и прекрасны?
Читать дальше