Юрий Трусов - Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)

Вид желто-зеленой поймы, переходящей в обширную степь, не тронутую еще плугом, привел в умиление Григория. Его маленькие глазки жадно заблестели.

— Все это мое... Мое! Эх, нагнать бы сюда беглых мужиков, — мечтал он вслух. — Ныне они сюда тысячами бегут. Дать им на год-два землицу в аренду пахать — пусть тут осядут.

— А потом сих беглых в крепаки записать, как повсюдно паны делают. Так, что ли? — спросил Хурделица, перебивая мысли Супа.

Тот сердито взглянул на Кондрата, но или не понял насмешки, или решил не обращать внимания. Лишь сказал с досадой:

— Умен ты, Кондратко, не в меру. А что ежели и закрепостить их? Разве им от сего худо будет? Хлебом весь рынок одесский завалим. Да разве тут хлеб один! Для скота выпасы какие! А для птицы! Хочешь — домашнюю заводи, хочешь — дикую бей. Только успевай в город возить — гроши верные.

Над камышами, всполошенная топотом коней, взвилась стайка уток. Суп с детства, как и Кондрат, был страстным охотником. Ведь оба они выросли здесь, на Лебяжьей!.. Суп остановил лошадь, спешился и, взяв карабин у одного из казаков, прицелился в летящую стаю. Выстрелил. Одна утка, перевернувшись несколько раз в воздухе, шлепнулась в камыши.

— Гляди, метко стреляет хозяин, — самодовольно сказал Кондрату Григорий.

Хурделица нахмурился. Видно, совсем обалдел от счастья Григорий, коли сам себя уже хозяином величает. И хотя Кондрату лучше бы промолчать, он не смог не осадить хвастуна.

— Зря ты птицу сгубил. Без собаки ее не достать.

— Достанем! И пес у нас есть. Вот! — Грицко указал на Селима. — Чем не пес ученый, татарская собака!

— Ты его не тронь. Не обижай. Он побратим мой, — побледнел Кондрат.

— Да разве крещенному басурман поганый может побратимом быть? Бунтуешь ты все, Кондратко! Я научу тебя, какое обращение надобно с татарвой иметь. — И он обернулся к Селиму. — Слушай, гололобый! Немедля скидай порты и — в воду! Чтоб с уткой ко мне вмиг обратно. Разумеешь? — Суп поднял плеть и шагнул к застывшему на месте Селиму.

В узких раскосых глазах Селима не было страха. Его взор горел ненавистью.

— Марш в воду, собака! — неистово рявкнул Суп.

Кондрат хотел было остановить его руку, но плеть со свистом опустилась на голову татарина.

— Еще хочешь? — крикнул Суп, но не успел замахнуться. Нагайка Хурделицы стеганула его по лицу.

В тот же миг Селим бросился на своего обидчика. Раздался короткий вопль, переходящий в хрип. Кондрат оторвал ордынца от упавшего на землю Григория, но было поздно. Тот уже бился в смертельной агонии.

Казаки схватили татарина, стали крутить ему руки, вязать ремнем, но Кондрат отбросил их от Селима, выбил из их рук оружие.

— Вам, братцы, со мной не справиться. Побратима моего не троньте. Есаул ваш, — он показал на убитого, — сам повинен в беде своей. Или вы его дюже любите?

— Какое! — покачал головой один из казаков. — Нам бы век его не знать. Въедлив он был да жаден. Но за его смерть с нас спросится. Вот и надобно нам его погубителя к начальству доставить. — Он кивнул головой в сторону Селима.

— Отдай им меня, — сказал татарин, обращаясь к Кондрату. — Отдай! А то вся вина на тебя падет.

Казаки с удивлением посмотрели на Селима.

— Совестливый басурман, — проворчал один из них.

— И такие бывают... — согласился его товарищ.

Хурделица с укоризной взглянул на побратима.

— Нет, Селим! Не отдам я тебя! У нас с тобой давным-давно одна доля.. Коли тебя в кандалы возьмут , то и до меня доберуться.. А вам, - он снова обратился к казакам, - допроса все равно не миновать. Так что говорите правду.

Завтра я вам и карабины отдам - езжайте в Вознесенск. И его возьмите, - показал он на убитого. - А сегодня у меня, на Лебяжьем, переночуйте. Еще успеете начальству на нас донести...

Казаки согласились. Они привязали труп есаула к его храпящей лошади и двинулись вслед за Кондратом и селимом к усадьбе

Маринка, выслушав страшный рассказ, прижала Иванка к груди.

— Ой, не судьба, не судьба нам, Кондратушка жить спокойно в родном краю. То ордынские набеги, то власть панская...

И сразу же стала собирать, укладывать вещи.

В полночь семья Хурделицы вместе с Селимом навсегда покинула родной дом.

Они выехали из усадьбы на тех же самых двух возках, что семь лет назад доставили их сюда. Маринка долго крепилась, но когда дорога пошла вдоль Лебяжьей заводи и лунная тропинка засеребрилась меж камышей, она не выдержала. Припав к плечу мужа, глухо зарыдала.