Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

Тут, правда, ближние бояре, Ощера и Григорий Мамон, стали го­сударю на ухо нашёптывать, дескать, битва — дело неверное. Двести лет была Москва татарским улусом. Вон князь Димитрий пошёл вое­вать Орду. Разбил Мамая. Так потом хан Тохтамыш Москву дочиста выжег. Дескать, лучше помириться. Надёжнее платить дань татарам.

Смутился государь. В Москву приехал.

Но встала вся Москва: и первыми — архипастыри русские. Особо Вассиан, епископ Сарайский и Подонский. Он-то татар хорошо знает. Написал Вассиан Великому князю:

«Отложи страх и возмогай о Господе в державе крепости его! Иди, аки прадед твой Дмитрий, супротив нечестивых!».

Устыдился государь слова сего святителя, ободрился и, как пра­дед его после благословения Сергия Радонежского, поехал к войску. А в ноябре, как замёрзла Угра, бежали татары! Спас и сохранил Бог землю Русскую. Не ждали татары морозов.

Да главное тут — мудрость государева! Загодя отправил он вое­воду Ноздроватого и царевича Нордоулата с татарами по Волге. Я тогда в помощниках у воеводы был. Шли на стругах по Волге тишком, Казань проплыли ночью. А как добрались до Сарая — там одни старики и бабы. Всё войско на Оку ушло. Ох, и добычи взяли! Сарай зажгли с трёх сторон.

Всю бы ханскую столицу выжгли, да улан Обуяз остановил царе­вича, сказал:

«Что ж ты, Нордоулат, делаешь? Все ж таки Золотая Орда — мать наша. Долг свой перед Великим князем выполнил, ну и будет».

Тут царевич и дал команду к отходу. Ахмат как услышал об этом, так и повернул свое войско домой.

После Перекопа Измаил-бей круто повернул на восход.

— Куда он ведёт нас? — дивился синьор. — Я думал, Москва к се­веру.

— Прямо-то не проедешь, — объяснил Ондрей. — Здесь на полу­ночь всё владения литовского государя. И Брянск, и Мценск, и до самой Тулы.

Ондрей привык подниматься рано. Вылез из шалаша и по мок­рой от росы траве спустился к реке умыться. Над камышами торчала длинная удочка.

— Рыболов! — ахнул дьякон. — Сколько лет я не рыбачил. С Оки...

С удочкой сидел Степан, подьячий.

— Клюёт, Стёпа? — спросил Ондрей.

Тот ловко подсёк подлещика, снял с крючка и, насаживая на кукан, ответил важно:

— Кому Стёпа, а кому и Степан Фёдорович.

— Попутал бес! Ошибся в титле! — сказал Ондрей. — Прости, Сте­пан Фёдорыч, я не по злобе, по незнанию.

Степан ухмыльнулся:

— Ладно! Другой раз не ошибайся. Клюёт! — вскрикнул подьячий и выдернул крупную краснопёрку. — С полдюжины надёргаю, да и пойду ушицу варить. А ты сам-то откуда? Вроде нашенский, дьякон, а говоришь, как фрязин.

— Как попал рабом в дом синьора Дель Пино, выучил. А родом я из деревни Гавриловка, под Рязанью. Только нет уже ни деревни, ни нашей церкви, ни батюшки моего, отца Ивана. Как пришли татары, так всё и кончилось. И попали мы с матерью на рынок рабов в Кафе. Меня-то выкупило Русское братство, а матушка и сестрёнка малая до сих пор рабынями у синьора Алессандро. Ты-то, небось, коренной москвич, Степан Фёдорыч? — спросил дьякон.

— Нет, я мещерский. Отец у меня тоже попом в Касимове. Семья большая, я четвёртый, приход не светит. У нас в округе татар-то больше, чем православных. По-татарски балакать начал с детства, мулла жил через дорогу. Я и выучил у него татарскую грамоту. Потом в Москве пригодилось, как попал в Иноземный приказ.

Степан остановился и внимательно глянул на Ондрея.

«Чегой-то я так разговорил-ся? Отродясь никому о себе не рас­сказывал, — подумал он. — Но этому лобастому сразу веришь. Такой не продаст. Зря я испугался».

— А какие ты ещё языки знаешь?

— Татарский, греческий. Меня отец Илиодор и грамоте выучил. Армянский — похуже. Разговор понимаю, а читать по-ихнему не могу. У нас в Кафе кого только нет.

— Повезло тебе. Греческий и итальянский нынче вельми нужны. Попросись — возьмут толмачом в Иноземный приказ.

— Нельзя мне. Должон обратно в Кафу вернуться. Семья в залож­никах.

— Поучишь меня греческому? Нынче в Москве гречанка царицей.

— Конечно, Степан Фёдорыч. Дорога до Москвы дальняя. Поста­раюсь.

— Добро, дьякон, пошли уху варить.

— Погодь. Мать мне лавровый лист положила в торбу. С ним вкус­нее.

Уха удалась. Вокруг бронзового котелка вместе с ними уселись трое боярских детей из охраны посла, Васька и конюх Анисим.

К костерку подошёл есаул:

— Что, урус мулла, рыбкой завтракаешь?

— Попробуй нашу ушицу, Сафи-бей! Духовита да вкусна, — Степан протянул есаулу свою ложку.

Тот подсел, похлебал немного: