Михаил Лохвицкий (Аджук-Гирей) - ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ

С левой стороны нагорье подходило к пропасти, из которой выплывали хмурые мокрые тучки. Чебахан, накинув на себя заячье покрывало, направилась к пропасти, наверно, чтобы посмотреть на горы сверху.

Озермес крикнул ей:

— Осторожнее, белорукая, не подходи к обрыву.

Она замедлила шаг, потом отпрянула и, повернувшись, замахала ему рукой.

Он, взяв топор и досадуя на задержку, направился к ней.

— Что ты там увидела?

На расстояний в четыре прыжка от края пропасти поднималась заостренная, неприступная, с гладкими cтенами скала, на которой прочно сидело большое, похожее на растрепанную шапку, сложенное из толстых переплетенных сучьев гнездо. Из гнезда высовывалась крупная светло желтая птичья голова на длинной серой шее, с загнутым книзу клювом и остроконечной, как у муллы, черной бородой. Из гнезда доносилось курлыканье.

— Кто это? — прижавшись к плечу Озермеса, спросила Чебахан.

Услыша ее голос или заметив их, птица повернула к ним голову. У нее были пронзительные белые глаза в красных кружочках. Озермес подумал, что если бы Тха понадобился стражник, преграждающий человеку доступ к нему, ничего более жуткого, чем эта птица, он бы создать не смог. И тут же вспомнил Безусого Хасана, рассказывавшего об огромном бородатом орле, который живет где то за облаками и похищает из отар маленьких овец и ягнят.

— Знаю, кто это, — сказал он Чебахан, — его называют бородачом, крадущим ягнят.

Бородач, курлыкнув, поднялся, встал на край гнезда, вцепившись когтями в сук, и заворочал своей хищной головой. На ногах у него были долгие, до самых когтей, штаны из серых перьев. Осмотревшись, он распахнул длинные узкие крылья, по человечьи свистнул и полетел, описывая круги и медленно поднимаясь. Когда тень от бородача заскользила по лугу, Самыр в один прыжок оказался возле Хабека, навалился на него грудью, подмял под себя и, задрав морду, оскалил зубы. Хабек, ничего не поняв, взвизгнул, выбрался из под Самыра и, скуля, побежал к Чебахан. Она подняла волчонка и прижалась щекой к его шерстке. Озермес неодобрительно покосился на них.

— Ты слишком балуешь этого неженку, белорукая. Боюсь, он вырастет зайчихой, а не волком или собакой.

Чебахан, не поднимая головы, исподлобья посмотрела на него.

— Он еще маленький, но скоро подрастет, и его уже никто не возьмет на руки. И я бы, наверно, тоже вскрикнула, если бы на меня так неожиданно кто-нибудь навалился.

Озермес наблюдал за полетом бородача. Немного поднявшись, тот, не шевеля крыльями, удалялся, все уменьшаясь, пока не растворился в небе. Какие еще стражи могут встретить человека, поднимающегося на вершину, да и нужна ли охрана всемогущему Тха?

Все, что было внизу, и черные лесистые хребты, и глубокие ущелья, и просторные луга, все сливалось воедино, в голубоватую, испещренную какими то светлыми пятнышками равнину, похожую на поверхность моря, которую рябит ветерок. Многоцветной, многоголосой земли словно не существовало. Озермес огорченно вздохнул, ибо в нем все время жила надежда на то, что с Ошхамахо он сумеет увидеть и Кавказ, и море, за которое ушел его отец.

Постоянно дувший ветер был бесшумным. В мертвой тишине слышались лишь непонятный, напоминающий разговор иноземцев, скрипучий говор птенцов бородача в гнезде и затрудненное дыхание Чебахан.

Из пропасти поднялось темное облако, окутало их и обрызгало холодными капельками воды.

— У-у... — Чебахан поежилась. — А снизу облака кажутся теплыми.

На мгновение ослабнув, Озермес, как в мутную воду, погрузился в омут неопределенности с ее извечным вопросом: что будет? Ничего постыдного, недостойного мужчины в его слабости не было. Те люди в ауле, которые, делая выбор — уйти им или остаться, решили не уходить, а защищать аул, тоже безмолвно вопрошали у Тха и у самих себя, что же с ними будет... Он обтер влажное лицо ладонью, посмотрел на солнце, уже проделавшее половину своего пути, и, заторопившись, сказал, чтобы Чебахан поискала в скалах под обрывом какую-нибудь пещеру. Она молча кивнула. Озермес не помнил, говорил ли он ей раньше, что на вершину Ошхамахо поднимется один, кажется, не говорил, но Чебахан не просила, чтобы он взял ее с собой, наверно, потому, что и она, не спрашивая его, сама сделала свой выбор.

Озермес побежал вниз, отыскал несколько старых, умирающих кустов и нарубил сучьев. Когда он вернулся, Чебахан сказала с довольной улыбкой, что Самыр помог ей найти надежное пристанище,

— Я ходила среди скал, искала, он откуда-то залаял, я повернулась и вижу — из вон той норы торчит его хвост...