Михаил Лохвицкий (Аджук-Гирей) - ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ

Озермес опустил смычок. Абрек, повернувшись на бок, пригладил усы и похвалил его: — Ай, аферим*! Впервые слышу такое сказание. Моему отцу, да продлит Аллах лета и зимы его, твое сказание понравилось бы. Редедя была не только невесткой орка, но, наверно, дочерью орка или пши. Сказание о самом главном — о силе и бесстрашии. Но таких, как Редедя, теперь нет, женщины наши, пусть даже некоторые из них подобны гуриям в раю, годятся лишь для услаждения мужчин. — Хоть ты и гость, — возразил Озермес, — но я не могу не сказать, что ты ошибаешься. Я сам не столь давно оплакивал женщин, которые сражались наравне с мужчинами и умерли, защищая свой аул. И скажу тебе, кроме того, что среди них не было ни одной жены или дочери пши либо орка. — Откуда же пши взяться среди шапсугов! — Абрек надменно ухмыльнулся. — Ты, мой Озермес, зря стараешься переубедить меня, я пши, а ты простой джегуако, и мы ходим разными дорогами. Не будь ты моим спасителем, я разговаривал бы с тобой по другому. К тому же, об этом ведомо лишь Аллаху, может, я ожил бы и без твоей помощи. Не вообрази, что я неблагодарен, я все расскажу о тебе отцу, и, если ты когда нибудь надумаешь, он приютит тебя.

— На днях я уйду, — сказал Озермесу абрек, — и у меня к тебе последняя просьба — добудь лохмоногого, его жир поможет мне полностью излечить рану на груди. — Последнее время лохмоногие не попадались мне, — сказал Озермес, — но я завтра же пойду на охоту. — Я пошел бы тоже, но, боюсь, не угонюсь за тобой. В какую сторону ты направишься? — На нижнюю. — Абрек задумался. — Не стану уподобляться тому, кто, стоя на берегу, подает советы тонущему, однако, сдается мне, теперь лохмоногих легче будет найти выше, в горах. Не найдется ли у тебя молитвенного коврика? Мой был привязан к седлу, но где то затерялся. — Поищу какой-нибудь взамен, — сказал, поднимаясь, Озермес. — А за седлом можно будет сходить, я привязал его к ветке дерева у озера, неподалеку от которого нашел тебя. — Заберу седло, когда буду проходить мимо, — сказал абрек. — Да и к чему оно мне, хороших седел у отца на целый табун хватит. — Сходив в саклю, Озермес принес один из обожженных ковриков, взятых Чебахан в ауле, и отошел к Мухарбеку, чтобы не мешать верующему в Аллаха совершать намаз. Выйдя из хачеша, абрек осмотрел землю, убрал и отбросил несколько сухих веточек, постелил коврик и ушел к речке, чтобы обмыться, снять с лица, рук и ног все нечистое. Большую нечистоту он смывать не станет, потому что рана помешает ему выкупаться в речке. Озермес сел на мертвое дерево так, чтобы видеть молящегося, почему-то любопытно стало, правильно ли тот совершит намаз.

* Аферим — хвала и честь.

Абрек вышел из оврага, помахивая руками, чтобы они высохли, подошел к коврику, посмотрел на горы и солнце, проверяя, где расположена Мекка, встал лицом к восходящей стороне и что то зашептал. Это абрек объявил, какую молитву собирается совершить. Подняв руки до уровня плеч, он громко произнес: — Аллах акбар! — Вложил левую руку в правую и зашевелил губами, начав первую суру Корана. Озермес перестал смотреть на него, он знал все, что последует за этим. Вды спросил, почему нельзя совершать вместо пяти намазов, и не было для них занятия более нудного, чем молитва. Мулла не объяснял, почему надо совершать те или иные движения, в чем их смысл. После первой суры следовало наклониться, чтобы ладони коснулись колен, потом выпрямиться и произнести: «Аллах слушает того, кто воздает ему хвалу», опуститься на колени, приложить ладони к земле, затем, распростершись на коврике, прикоснуться носом к земле, подняться на колени, снова ткнуться носом в землю. Все это вместе называлось ракатом, и в полдень, во второй половине дня следовало совершать по четыре раката, на утренней заре — два, после захода солнца — три. Когда Озермес однажды спросил почему нельзя совершать вместо пяти намазов один и нельзя ли соединить дневные ракаты; два прибавить четыре — шесть, и еще четыре и три — семь, всего одиннадцать, и разом покончить с делом? Не все ли равно Аллаху, получит он свои ракаты понемножку или все вместе? Мулла уставился на него, как собака на кошку, поманил к себе пальцем и, когда Озермес подошел, схватил палку и стал колошматить его по голове и плечам, приговаривая: — Вот тебе, нечестивый, вот тебе один ракат, вот второй, получай все вместе! — Он посмотрел на абрека — тот сидел, поджав ноги и произносил молитву за пророка. Закончив ее, он повернется направо и налево и дважды скажет: «Да будет на вас приветствие и милосердие Аллаха!»