Сакен Сейфуллин - Тернистый путь

Младший брат Ашая при входе в его юрту не поднимается выше костра. К Ашаю он обращается, как к чиновнику, с поклоном, с большим уважением.

— Кто-нибудь проверил табун, в какой стороне он пасется? — спросил Ашай.

— Лошади пасутся в черном овраге, я недавно ездил! — ответил младший брат.

— Отведи коня Сакена в табун! — приказал Ашай. Судя по тону хозяина, можно было подумать, что лошадей у него вполне достаточно. Но вскоре я точно установил, что Ашай сильно преувеличивал, называя табуном всего лишь десяток стригунков и кобылиц, принадлежащих всем трем хозяйствам.

Вечером возле аула я увидел небольшую отару, примерно около ста овец.

— Оказывается, овец у вас маловато, — заметил я.

— Нет, не так уж мало. Основная отара находится в нашем втором ауле!.. — ответил он.

Но вскоре я убедился, что не было у него никакой основной отары. Проклятая бедность сильно удручала Ашая, оскорбляла его человеческое достоинство, подрезала крылья его души.

Мы подружились с Ашаем. Вечерами подолгу сидели у костра. Ашай рассказывал:

— …В прошлом году, как раз в это время, наш аул откочевал от черного оврага в сторону Чу. Нам не хватило тягла, поэтому наша юрта осталась на старом месте до следующего дня. Вокруг не было ни единой души. Ночью мы вдвоем с женой спали в юрте. В полночь послышался топот копыт с востока — со стороны Арки. Я вскочил с постели, натянул сапоги и купи и через дверную щель увидел, что целый табун, около пятидесяти-шестидесяти лошадей, скачет прямо к нашей юрте. Черными пятнами виднеются люди, приблизительно человек десять. Моя жена тоже оделась. Я догадался, что лошадей гонят конокрады. Двигались они со стороны Арки. Табун проскакал мимо нашей юрты, и в это время одна лошадь, усталая, голодная, наверное, собственная лошадь одного из конокрадов, изнуренная бесконечными переходами, остановилась возле юрты. Кто-то подскакал к ней и хотел погнать дальше, но лошадь побежала вокруг юрты, и всадник начал за ней гоняться. Я внимательно присмотрелся через щель и увидел, что у всадника за спиной ружье. Пока он отгонял лошадь от юрты, его спутники удалились. Когда всадник проезжал мимо моей двери, я выскочил из юрты, схватил конокрада за ногу и моментально снял с коня. Не давая ему опомниться, ударил его кулаком в грудь несколько раз, взял у жены платок и сунул его в рот бандиту. Связал ему руки и ноги, сиял ружье, из-за пазухи достал патроны. Жене приказал сторожить конокрада, а сам вскочил на коня и погнался за табуном. Лошадь конокрада оказалась резвой и сильной. «Эй!..»— подали голос конокрады. Я отозвался, показывая, что все в порядке, догоняю.

В том направлении, куда они скакали, находился наш род Токтаул. Я все время надеялся, что конокрады приблизятся к этим аулам, поэтому умышленно не догонял. Проехали еще немного, почти подъехали к нашим аулам. Мне опять подали голос. Я тщательно проверил подпруги и решился на риск. «Держи воров!» — отчаянно закричал я, пустил коня галопом и выстрелил вверх. Среди ночи выстрел разнесся далеко. Безмятежно скакавшие конокрады от неожиданности пришли в смятение. Я выстрелил в лошадь одного из воров, тот слетел с коня.

— Конокрады здесь! Люди, садитесь все на коней! — начал громко кричать я.

Послышался лай собак из аула, донеслись голоса. Воры побежали без оглядки. Тут я еще выстрелил и подстрелил двух лошадей под всадниками. Короче говоря, пока подоспели люди из аула, я успел спешить троих воров. Потом поймали остальных, и только трое спаслись бегством.

Конокрадов было двенадцать. Среди них оказался и торе Жусупбек…

Закончив рассказ, Ашай подтянул струны домбры.

— Правду ли говорят, что когда играет на кобызе сам Ыклас, то верблюдица дает больше молока? — поинтересовался я.

— Я еще был юношей, — начал рассказывать Ашай, — мы вчетвером во главе с Сатпаем приехали в аул Ыкласа… Аул его находился на одном из островов реки Чу в высоком густом камыше. Со стороны аул не виден. Вошли в юрту Ыкласа. Он сухощавый, рослый. Сатпай и Ыклас обнялись, а мы вежливо пожали его руку.

Сатпай начал расспрашивать Ыкласа о состязаниях в окрестных аулах. Я тогда страстно любил кобыз и впился глазами в Ыкласа. Его поза, вся его внешность мне казались совершенно необычными. Он серьезен, видимо, никогда не смеется. Пальцы рук длинные, жилистые. И сам он жилистый и длинный.

В юрту сошлось много людей. Когда все расселись, Сатпай проговорил, что он соскучился по кобызу Ыкласа.

— Подайте мне кобыз. В руках я не держал его с тех пор, как умер мой сын. Но Сатпай сказал, что он соскучился по кобызу, — сказал Ыклас.