Виктор Поротников: Битва на Калке

Внезапно неудержимые рыдания Сбыславы смолкли. Княжна побелела как мел, боком повалилась на широкую скамью, затем скатилась на пол, бессильно раскинув руки. Великая княгиня и Варвара бросились к Сбыславе, подняли ее, уложили на скамью.

— Воды! Скорее! — крикнула Меланья Игоревна служанкам. — Да лекаря позовите!

Среди этого женского переполоха Ермолай Федосеич поднялся со стула и молча направился к двери, угрюмый, с поникшими плечами. Незавидный ему выпал жребий — быть вестником смерти.

Из женских покоев дворца гридничий направился в палаты, где разместился Владимир Рюрикович со своими старшими дружинниками. Смоленский князь сразу забросал гридничего множеством вопросов, первым из которых был такой: как получилось, что Мстислав Романович, всегда такой осторожный, попался на уловку мунгалов?

— Я пуще всех отговаривал Мстислава Романовича от мира, предлагаемого ему мунгалами, — горячась, молвил Ермолай Федосеич. — Однако голоса тех, кто убеждал великого князя поверить обещаниям мунгалов, оказались громче. Да что толковать, княже! Как увидели бояре киевские, что Мстислав Удатный спасается бегством от татар и вся черниговская рать татарами в бегство обращена, так никто из них о битве уже и не помышлял. Все норовили поскорее убраться домой подобру-поздорову!

— Как сын мой вел себя? — дрогнувшим голосом спросил Владимир Рюрикович.

— Достойнее многих, княже, — ответил Ермолай Федосеич. — Многие из советников Мстислава Романовича толковали тогда о бегстве от врага, почитая это за благо. А сын твой молвил им, что лучше мечом дорогу себе проложить, чем выпрашивать мир у мунгалов. И смерть сын твой принял достойно, как истинный христианин.

— Что с полками киевскими сталось, воевода? — после краткой паузы вновь спросил Владимир Рюрикович.

— Полки киевские и до Волчьей реки не дошли, как татары набросились на них и посекли без милости, в плен никого не брали, — скорбно поведал князю Ермолай Федосеич. — Я с самого начала заподозрил неладное. Когда ханы татарские клятву приносили при боярах киевских, не было среди них нойона Джебэ. Он затаился со своим отрядом в степи, поджидая, как тать, безоружные киевские полки. А мунгалы твердили нам, что Джебэ якобы ушел с обозом к реке Кубань.

— Что татары теперь делать станут, как думаешь, воевода? — поинтересовался Владимир Рюрикович. — Не пойдут ли нехристи на Русь?

Гридничий пожал широкими плечами:

— Бог ведает, княже. Но я бы войско держал наготове.

— От войска крохи остались, воевода. — Владимир Рюрикович озабоченно расхаживал по комнате от стола к окну и обратно. — А между тем сыновья Мстислава Романовича затеяли распрю в Подвинье с минскими Всеславичами. Им еще неведомо, что больше нет у них за спиной могучей опоры, их отца.

— Эту войну нужно поскорее прекратить, княже, — решительно промолвил Ермолай Федосеич. — Сыновей Мстислава Романовича надо сюда отозвать с их дружинами для обороны Киева и Переяславля на случай татарского вторжения.

— Я уже отправил гонца в Полоцк, — сказал Владимир Рюрикович. — Не следует и про Ольговичей забывать — они непременно попытаются отнять Киев у Мономашичей, зная о нынешней нашей слабости. Михаил Всеволодович такой возможности не упустит, уж я его знаю.

Слушая дальнейшие разглагольствования Владимира Рюриковича о его замыслах, в коих он уже видел себя великим князем, Ермолай Федосеич все больше хмурился и мрачнел. Не об отражении татарской опасности помышляет сейчас Владимир Рюрикович, но о том, как бы ему половчее сменить смоленский княжеский стол на более высокий стол киевский.

Бесславная гибель Мстислава Романовича потрясла не только его друзей и родственников, но даже и его недругов. Минские и друцкие Всеславичи замирились с сыновьями великого князя, желая дать им возможность пережить это тяжкое несчастье. А может, Всеславичи, понимая, что у южных Мономашичей опять назревает пора дележа княжеских столов, намеренно прекратили войну за Полоцк, дабы столкнуть лбами дядей и племянников.

Сыновья Мстислава Романовича, объявившись в Киеве, сразу же заявили Владимиру Рюриковичу, что не уступят великокняжеский трон ни ему, ни кому-то другому. Мол, покойный Мстислав Романович завещал стол киевский своему старшему сыну Святославу Мстиславичу. Правда, письменного завещания братья Мстиславичи так никому и не предъявили. На все их заявления и угрозы Владимир Рюрикович твердил одно и то же: