Исаак Башевис-Зингер - Сатана в Горае. Повесть о былых временах

Реб Гедалья вернулся час назад. Он молится, и его сильный голос прерывается плачем. Он с головой закутался в талес, при каждом его вздохе евреи склоняются, как деревья в бурю. Женщины голосят, будто оплакивают покойника. После молитвы все быстро расходятся, даже не поздравляют друг друга. Света в городке почти не видно, сидят по домам в темноте, только кое-где жгут лучину. На праздничной трапезе едят одно мясо, хотя оно уже застревает в горле. Те, у кого остался кусок хлеба, нарезают его тоненькими ломтиками. Дети плачут. Их обманули. Они хотят в Иерусалим… Они хотят надеть золоченые кафтанчики, они хотят крылья, чтобы летать в небе… Им обещали, что будут марципаны, что на дне чашки с супом каждого будет ждать золотая монетка… Отцы опускают глаза. Они едва пробуют еду, чтобы не получилось, что они постятся в Рош а-шана, читают, запинаясь, молитву и скорей уходят спать за печку, молчаливые, грустные. Матери успокаивают малышей, сидят у детских кроваток, сонными голосами рассказывают сказки, пытаются отвлечь детей, чтобы те не задавали вопросов. Несмотря на праздник, тихо ругаются друг с другом свекрови и невестки, матери и дочери, сестры и братья. Не раздевшись, люди засыпают в тревоге, как во времена казацкой резни, когда никто не мог быть уверен, что его назавтра не убьют.

Реб Гедалья проповедует в синагоге. Его лицо потемнело, как трутовик, глаза сверкают, но с каждым словом у людей становится легче на душе. Он утверждает, что сегодняшний омраченный праздник— это последнее испытание, которое Всевышний, да будет Он благословен, послал Своему народу. Реб Гедалья сравнивает настоящее с предутренними часами, когда становится совсем темно, чтобы солнце воссияло во всей красе. Он призывает народ не падать духом, не опускать рук накануне великого дня. Он клянется, что Саббатай-Цви — истинный Избавитель народа Израиля. Реб Гедалья велит отбросить печаль, вернуть себе надежду и радость. Он рассказывает, что ночью Рейхеле явились праматери, чтобы ее утешить, и передали, что сатана обвинил на небесном суде тех, кто недостаточно тверд в своей вере. Поэтому освобождение отложено до тех пор, пока не утихнет гнев Всевышнего. В заключение реб Гедалья кладет ладонь на голову всем молящимся и благословляет их. Детей он поднимает на руки, целует и напутствует:

— Ступайте домой и веселитесь… Скоро, в наши дни, будем на Святой Земле… Каждый под виноградником своим и под смоковницей своей!.. [34] Третья книга Царств, 5, 5.

Пора идти на берег, молиться об отпущении грехов. Люди надели лохмотья, оставшиеся от праздничных одежд, и двинулись к речке. Совсем ослабевшую Рейхеле несут на позолоченных носилках, по бокам идут самые почитаемые люди. Она выглядит, как икона, не рядом будь помянута, которую гои несут во время крестного хода… Девушки стоят на мостике и вытряхивают карманы — выбрасывают в воду накопившиеся за год грехи. Как всегда, начинают подшучивать над женщинами постарше и даже над мужчинами. Смеются над Нейхеле, женой Лейви, шепчут друг другу на ухо, что сейчас река переполнится ее грехами и выйдет из берегов… По дороге обратно парни колют девушек булавками в зад, отпускают грязные шутки. Благочестивый реб Гудл прикрикнул на них, но реб Гедалья махнул рукой: пусть немного развеются…

Вечером в местечке так тихо, будто жители вымерли. Воздух синеет, как страницы старых книг. Стоят полуразрушенные дома, словно после погрома. Служанки несут ведра с водой, и кажется, что собираются обмывать покойника. Тянет гарью и чем-то тухлым, как после пожара. Мужья сонными голосами читают псалмы в синагоге, будто молятся о тяжелобольном, жены толпятся у дверей. Говорят шепотом, оглядываются по сторонам, словно боятся, что услышит кто-то посторонний. Разрешают детям играть с бусами: пусть хоть порвут, лишь бы молчали. Одна из женщин заметила, что надо бы починить дом, да и вообще выкинуть из головы эти глупости: не придет Мессия в Горай… Но на нее накричали, погрозили кулаком и посоветовали закрыть рот. Напомнили, кто она сама и кто ее родители. Все говорят о том, что беспокоит каждого. Качают головами, сплевывают, сморкаются и повторяют:

— Чтоб это был последний испорченный праздник, Господи!

— Чтоб нам уже порадоваться после всех этих несчастий!..

В третий день Кущей на Горай обрушился потоп. Дождь лил три дня и три ночи кряду. Река вышла из берегов, снесла мельничные шлюзы, прорвала плотину, затопила низины. Во всех домах женщины, закатав до колен подолы, горшками и ведрами вычерпывали воду, как на корабле, получившем пробоину, но это не помогало, вода тут же набиралась снова. Ледяной ветер срывал с крыш остатки гонта. Окна в домах были заткнуты тряпьем, трудно было найти хоть одно полено, чтобы растопить печь. Дети простужались, кашляли, чихали. Вернулись прошедшие за лето болезни, у кого-то снова потекло из ушка, у кого-то выступила сыпь на коже. От избытка мясной пищи у детей болели животы, многие страдали тошнотой или поносом. Матери прибегали в синагогу, зажигали свечи. Ученики хедера хором читали псалмы. И все же то в одном, то в другом доме ребенок вдруг синел и переставал дышать. По местечку ходил Йоэл из погребального братства. Детей умирало столько, что самых маленьких он просто заворачивал в тряпку, клал в свой огромный глубокий карман и уносил. Когда ливень немного ослабевал, появлялись стаи ворон, с карканьем летали над самой землей, выискивая падаль. Над желтым, как масло, болотом висели теплые клочья тумана, будто оно горело в глубине. Это было похоже на гибель Содома и Гоморры.