Хамза Есенжанов - Крутое время

— В городе тебя не ждут ни той, ни развлечения. Брось эту затею, лучше поедем со мной. Я не ошибся, ты ведь тот самый долговязый Нурум, певец Нурум, да?!

— Ой-бай, Маке-ау, объясни толком, куда зовешь меня? Куда тебя самого нелегкая несет?

— Там, где Мамбет, разве бывает спокойно? То же самое, что и в прошлом году. Но если тогда за мной погнался волостной, то теперь сам хан и вся свита на меня взъелись. Это долгий разговор, после узнаешь. Ну, а сейчас как, поедешь со мной?

— Куда?

— К старику Губайдулле.

— Я не знаком с ним. Может быть, скажешь все-таки, что случилось? Куда спешишь, куда меня зовешь?

Путник лишь махнул рукой, видать, действительно торопился.

— Недосуг болтать мне, дорогой. Завтра… нет, сегодня ночью увидимся. Ты, наверное, у Фазыла остановишься? Чего глаза вытаращил? Да, да, у Шагатова Фазыла. своего нагаши. Он ведь в городе живет, у него останавливайся. Я тоже туда заеду… Дом Фазыла недалеко от бойни.

Путник ударил коня и пустился рысью. Конь под ним был могуч, как и всадник; далеко закидывая передние ноги, вытянув гривастую шею, он несся легко, свободно, не чувствуя тяжести рослого, крепко сбитого Мамбета: хребет был чуть выгнут, мышцы на крупе ходили волнами. Нурум проводил его восхищенным взглядом. Все было загадочным: и неожиданная встреча с всадником, вывернувшимся из-за оврага, к торопливые его слова, за которыми чувствовалась тревога. Раньше Мамбет поражал всех своими выходками; сейчас же его непреклонный, решительный вид казался Нуруму особенно таинственным. Точно какой-то волшебник из сказки, появился и мигом исчез.

— Астафыралла! Ну и мчится! Не Мамбет — буря! Огонь! — воскликнул вслед ему Нурум.

Но Мамбет уже не слышал. Не успел Нурум опомниться, как всадник был далеко на увале.

Помедлив, покачав головой, Нурум шагом пустил коня по дороге в город. «Да благославит его всевышний! Хорошо, что встретил, он напомнил мне о Фазыле. А я и не знал, что нагаши в городе живет. Вот повезло, непременно у него остановлюсь», — подумал он облегченно.

Когда Нурум обернулся, Мамбет, рожденный для быстрой скачки, сын степей, нырнул в это время в редкий кустарник. Всадник показывался то здесь, то там. Нурум устал оглядываться, заболела шея. Мамбет долго не выходил из головы — один за другим вспоминались Нуруму события из бурной, полной приключений жизни Мамбета.

«Ну и Маке! Ну и Мамбет!»— расхохотался он вдруг, вспомнив один из случаев.

…О чем только не вспоминает человек, когда один в пути, да еще после долгих скитаний?! — рассказывал однажды Мамбет. — Когда я вернулся в родную степь, все прошлое так и стало перед моими глазами, как живое. Еду себе один, песни пою, чтобы путь сократить. Порой от хорошего настроения кричу, но иногда скучно становится, хочется с кем-то поговорить. Ехал, ехал и вспомнил: кажется, где-то здесь останавливался аул Курлена в осеннюю стрижку овец. Заеду переночевать. И еще вспомнил, как однажды Курлен оскорбил меня, унизил словами. Я тогда молод был, не слишком остер на язык, да и силенки не хватало, тонкий был, хрупкий. Все лето пас тогда скот богача Сорокина, а к осени возвращался домой. И вот как-то пр пути зашел я к Курлену. Стоял он возле своего дома.

— Ассалаумагалейкум, ата! — говорю. Он быстро обернулся, выпучил на меня глаза.

— С собакой иди здоровайся, наглец! — говорит.

«Что я ему сделал?»— растерянно подумал я. Почесываю затылок и топчусь на месте, не знаю, что дальше делать… Смотрю: оказывается, бай только-только справил нужду, завязывает шнурок подштанников.

— Что за невежда, здоровается с человеком, справляющим нужду?! Прочь отсюда! — взорвался он.

— Извините, ата. Не заметил… я так себе, божий гость. С той стороны иду. Можно заночеватьу вас? До аула еще далеко, а я устал, тридцать пять верст пешком… — вежливо ему объясняю.

Но бай снова рявкнул:

— Ты у русских работаешь. А от таких босяков добра не жди. Любой тихоня и тот — самое малое — чекмень твой сопрет. Сгинь, чтоб и духу твоего здесь не было!

По свирепым глазам его вижу, что это еще только цветики. Будто напуганный псом паршивый щепок, поплелся я дальше. А сам думаю: «Ну, подожди! Если только Мамбет не умрет, он еще о себе напомнит!» Вот раз ехал я домой из самого ада, убежал с окопной работы из-под Бобруйска. Там, как сурки, рылись тысячи солдат, а мне вдруг захотелось встретиться с Курленом и расплатиться с ним сполна за то давнишнее унижение. Еду и думаю: интересно, а жива ли его знаменитая бело-сивая кобылица Ак-Байтал? Наверное, ходят в табуне подросшие ее жеребята — сказочные скакуны. Эх, оседлать бы одного из них. Трусит себе заезженная кляча подо мной, то пущу ее легкой рысью, то снова шагом и вдруг вижу: за перевалом в низине пасется большущая отара. Пригляделся: овец куда больше тысячи. По краям отары — два чабана, оба пешие. А немного на отшибе, на холме, на рослом гнедом коне, надменный такой, застыл всадник. По всему видать: сам бай, хозяин отары. Спрашиваю у чабана поближе. Да, говорит, отара Курлена, а тот на холме, на гнедом скакуне, — сам Курлен. Ай, бывает же так, только захочешь — и мечта точь-в-точь сбывается! Не задумываясь, я направил клячу к знатному правителю-баю. Интересно, думаю, что он будет делать, если узнает меня.