Хамза Есенжанов - Крутое время

— Апырмай, а! — покачал головой Фазыл. — Кто бы мог подумать? Ведь он с оружием, его, черта, и схватить-то не так просто, он же сопротивляться будет.

— Жаль, у меня времени не оказалось. Иначе сам бы поймал, связал и приволок сюда. Сколько таких дурней на моем счету! Как-то летом в Анхаты я живо усмирил аул строптивого Жунуса. Сам всемогущий хаджи упал передо мной на колени. А что Мамбет? Сильнее джигитов из того аула? Чепуха! И пикнуть бы не посмел! — петушился Май-маков.

Фазыл не удержался, прыснул. Нурум от гнева побелел. «Что бы с этой собакой сделать? От первого же рывка слетел с коня, раскорячился, шлепнулся, как жаба! А теперь хорохорится, мразь!»— негодовал Нурум. Но, видя, что Фазыл смеется над враньем Маймакова, немного успокоился.

— Ладно, после заеду! — сурово заключил рыжий начальник, поднимаясь в седло.

— Тьфу, дурак! Ногтя Мамбета не стоит, мелюзга, а как пыжится-то за спиной хана, а! — сплюнул Фазыл брезгливо.

Нурум подробно рассказал, с какими «почестями» проводил Маймакова летом их аул.

— И сейчас бы повторил вздрючку, да жаль, что в городе у вас тесновато, — заметил он.

Снова появился, будто из-под ног, маленький и плюгавенький человек.

— Фазылжан, не подумай, что я вожу Маймакова из дома в дом. Ты же ведь понял теперь, зачем он пришел. А я… просто так… хочу еще раз проверить посемейный список. — Он прижал под мышкой тощую папку и, как бы показывая, что вся сила в ней, ласково поглаживал ее другой рукой.

— Спозаранку взялись за список? Боитесь, что люди разбегутся?

— Если не возьмешься с утра, днем никого дома не застанешь… У всех свои дела… Ну ничего, твою-то семью я знаю: ты да Иба. Фазылжан, а этот джигит?.. Кажется, я его знаю?

— Нет, он приезжий. Из Дуаны.

— Но… я его видел… где-то…

— Вы ошиблись, — сухо сказал Нурум, стараясь отделаться от прилипчивого незнакомца с бегающими воровскими глазами.

Заметив недобрый взгляд Нурума, маленький сразу осекся.

— Возможно, возможно… — засуетился он. — Я пойду…

Затравленно глянув на Фазыла, на Нурума, он пробурчал под нос:

— Много раз в Дуане бывал, не видел там такого джигита. Я всех там знаю…

Фазыл промолчал. Нурум гладил потемневший от пота круп коня, выжидая, когда непрошеный гость скроется за воротами.

— Подлая скотина, — сказал Фазыл, когда тот вышел. — Каждый божий день сует к нам свой нос, вынюхивает, расспрашивает. И что только не мелет языком? «Жанша с самим царем беседовал!» То шепчет на ухо: «Красные уже подошли, захватили Уральск. Вот-вот нагрянут в Джамбейты. Ты не знаешь, как найти кердеринцев?»

Нурум плохо слушал. Распутывая гриву коня, он думал все о том же:

«Мамбет… «Поехали со мной», — говорит. Апырмай, вот были бы дела, если поехать с ним…»

С бесстрашным и загадочным Мамбетом Нурум так и не встретился. Помешал тому совершенно невероятный случай.

В тот день, расставшись с Нурумом, Мамбет направился прямо к дому известного учителя Губайдуллы Алибекова. И зимовье, и джайляу — летовка Губайдуллы — находились рядом, на берегу озера Камысты, в семнадцати верстах от города Джамбейты. Для таких нетерпеливых, неугомонных путников, как Мамбет, досюда рукой подать. Бесцеремонно ввалившись в юрту учителя и даже не поздоровавшись, гость решительно выпалил:

— Губай-ака, если я не отрублю башку тюре и не приторочу ее к своему седлу, пусть забудут имя Мамбет!

Губайдулла хорошо знал безумства дерзкого Мамбета, того самого Мамбета, который в шестнадцатом году гонял, как теленка, волостного Лукпана, сбежал с окопных работ из дальних краев России и всегда достигал того, к чему стремился. Губайдулла не раз помогал советами, не раз отвлекал, отговаривал собрата от неблагювидных поступков, И сейчас не удивился суровому виду и резким словам Мамбета. Повернувшись к нему, привычным назидательным тоном учитель сказал:

— Давно тебя не видно, Мамбет, дел много? Почаще нужно выезжать в степь. Ты ведь не чиновник, чтобы зимой и летом сидеть в городе…

Потом учитель обратился к мальчику, с разинутым ртом глядевшему на необычного гостя:

— Мержан, подай-ка дяде кумыс, соскучился он по нему. — И продолжал спокойно сидеть как ни в чем не бывало.

Красивый остроглазый мальчик, больше похожий на мать, чем на крупнолицего отца, послушно вскочил, как ученик перед наставником, и, чуть склонив голову, вышел.

Губайдулла степенно погладил бороду, провел левой рукой по густым волосам. Войлочный полог юрты был поднят; учитель посмотрел в степь и, кажется, о чем-то вдруг вспомнил: хмурые, нависшие брови слегка расправились; чуть откинув голову, он уселся удобней. Хотя внешне казалось, что ему мало дела до горячих слов Мамбета, но учитель думал именно о нем. «Если не отрублю башку тюре и не приторочу к седлу, пусть забудут имя Мамбет!» Да, это он может: если надо — отрубит чужую голову и свою защитит. Случилось что-то серьезное. Я ведь знал, что пост начальника интендантской службы не по нему. Таким людям нужна горячая работа, боевая. Вот он и не поладил с начальством…»