Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга первая

Я согласно кивнула.

— Значит, во Франции для нас дороги нет?

— Нет, — отрезала тетка, маленькая женщина с нежным, как у ребенка, лицом. — Я тебе говорю — это чужая страна. Это их страна. Мы пришли — они нас приняли. Они терпят нас. Но и только, и только. Всегда помни об этом и не требуй от французов больше, чем они могут дать. Обидят — терпи. Хорошее… радуйся, если будет что-то хорошее.

— Но тогда нам надо вернуться! Ведь многие теперь едут.

— В Советскую Россию? — насмешливо и грозно спросила тетка, — другие — пожалуйста. Это их дело. Я в СОВЕТСКУЮ Россию, — она сделала ударение, — никогда не вернусь. Тех, кто едет, великодушно прощают. Скажите на милость! Меня не надо прощать. Я перед ними ни в чем не виновата. Виноваты они. Это их я простить не могу. Это они выгнали меня из дому и убили моего мужа. А я вот этими руками похоронила его. В чужой могиле под чужим именем. Чтобы не отрыли.

— Но не все же убивали.

— Что-о? Нет уж, все! Все они, позабыв совесть и стыд, убивали и грабили. Они называли это экспроприацией! По-русски это называется воровство. Я с ворами жить не намерена. И обожать этот «разнесчастный» народ, в отличие от твоей мамы, тоже не намерена. Я тоже народ. Причем, не худший его представитель… — она снова подошла к окну. — В Россию ехать! К большевикам! Да никогда в жизни!

Тетя Ляля оставила меня ночевать. Вскоре пришли из гостей Петя и Татка, и мы серьезных разговоров больше не затевали. Я рассказала про все и предложила поздравить с началом свободной жизни. Шутка получилась грустная.

Поздно вечером, словно виноватый в чем-то, пришел Фима. Тетя Ляля была с ним предупредительно ласкова, но все это мне не понравилось. Говорили о чем угодно, старательно избегая острых углов. Случайно выяснилось, что у меня для устройства на работу до сих пор нет паспорта. Фима вызвался помочь. Без него я бы никогда не распутала это дело.

Когда мы уезжали из Константинополя, взрослые получили нансеновские паспорта. Был такой паспорт и у мамы на девичью ее фамилию. Мои метрики в переездах затерялись, и меня просто вписали в мамин паспорт: Наталья, дочь Вороновской.

В Париже нансеновские паспорта уже не имели силы и были заменены на французские. Потом мама вышла замуж за Сашу, и меня снова вписали к ней, не вдаваясь в подробности. Я получилась уже не Вороновская, а Корнеева. По отчиму. Хотя официально он меня никогда не удочерял. Все эти годы я жила под его фамилией и терпеть ее не могла. Теперь, когда настало время получать паспорт, я решила вернуть свою законную фамилию, фамилию моего родного отца — Сумарокова. С этим мы и отправились с Фимой в эмигрантское консульство на улице Генего. Было такое консульство уже давно не существующей Российской империи. Оно мнило себя законным, и возглавлялось Маклаковым.

После долгих переговоров там согласились дать мне метрику, если я приведу двух свидетелей моего рождения. Тетя Ляля отозвалась сразу, дядю Костю пришлось уламывать. На следующий день они явились в консульство, засвидетельствовали факт моего рождения, и мне выдали метрику на Сумарокову. Теперь нужно было идти получать паспорт во французскую префектуру.

Я все говорю — паспорт, паспорт. Это не было настоящим паспортом. Никаких паспортов эмигрантам не выдавали. Это было всего лишь удостоверение личности для апатридов, так называемое carte d’identite, вид на жительство .

Их было три сорта. Удостоверение первого сорта стоило двадцать франков и давало право на работу. Оно так и называлось — рабочая карта. Второе — студенческое. С таким удостоверением ты мог поступить и учиться в любом учебном заведении Франции, если позволяли средства. Но права на работу такая карта не давала.

Третья карта стоила дорого — сто франков. Но без права на работу и учебу. Получив такое чудо-юдо в руки, человек невольно задавался вопросом: а как существовать? Но это никого не интересовало.

Тайна стоимости carte d’identite заключалась в следующем. Ну, со студенческим понятно, — человек учится. А вот рабочую выдавали лишь в том случае, если есть бумага, что тебя берет на работу такое-то предприятие с таким-то жалованием. Но получить такую бумагу без carte d’identite было практически невозможно. Создавался порочный круг, и в нем крутилась добрая половина эмиграции.

Ясно, что на работу устраивались. Нелегально, на самую тяжелую, с драконовскими условиями. И не пикни. Что угодно могли с человеком сделать, а он молчаливо соглашался, лишь бы не потерять и этого. Да, и еще. Всем прибывшим в Париж по нансеновскому паспорту автоматически выдавали рабочую карту.