Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга первая

В августе в кранкен-кассе затребовали новое медицинское заключение, и снова доктор Штубе безропотно выдал его. Уже было ясно, что он ломает комедию, прекрасно понимая истинное положение вещей Неожиданно в кранкен-кассе предложили устроить Сережу в санаторий. Вот не было печали! Пришлось выкручиваться, придумывать повод, не позволяющий воспользоваться таким роскошным предложением.

В конце августа матушка воткнула в карту булавку — обозначила окружение Ленинграда. Ходила пасмурная. Ее молодость была связана с этим городом. Мы с Любашей испуганно разглядывали страшные знаки на карте. Любаша приставила палец к булавке и долго вытягивала губы, готовясь сказать:

— Й-й-я ро-одилась з-здесь.

Я поискала на карте Одессу. И вдруг в голову пришла странная мысль. Батюшки, да ведь все мы когда-то родились в России. А то уж как-то забывать стали.

Загадка мадам Тибо. — Отмеченные звездой Давида. — Сюрприз

В сентябре, протягивая Сереже последнее освобождение, доктор Штубе сказал, глядя ему прямо в глаза:

— Мои возможности исчерпаны. Постарайтесь устроиться как-нибудь иначе. В дальнейшем придется идти на консилиум. Сами понимаете, насколько это нежелательно.

Пришло время менять тактику. Хоть и приходились денежки из кранкен-кассы очень кстати, но и брать их раз за разом от немцев становилось все противнее. Не брать тоже нельзя. Увязли.

Снова совещались с матерью Марией, ломали головы, прикидывали и отбрасывали один вариант за другим.

Одна Ольга Романовна сохраняла спокойствие и просила не дергаться раньше времени. У нас в запасе был еще целый месяц. В это время матушка получила партию детской одежды, и надо было распределять одежду между семьями находившихся в плену наших солдат. На переживания времени почти не оставалось. Недели через две появилась довольная Ольга Романовна.

— Ну, Сергей Николаевич, выход найден.

На сей раз мне, а не Сереже предстояло встретиться с каким-то Рунге. При встрече сказать, будто послала меня к нему мадам Тибо. Или Тюбо — не помню точно.

— Будете говорить все, кроме правды, — предупредила Ольга Романовна. — Что нужно, он и без вас знает.

До встречи оставалось два дня. По ночам меня донимали кошмары. Рунге представлялся тощим немцем в черной форме с черепом и скрещенными костями на рукаве. Я сидела перед ним на жесткой табуретке, сжавшись в комок. Он кричал:

— Говорите правду! Говорите правду!

От ужаса просыпалась, переворачивала подушку холодной стороной, крестилась, засыпала, и все начиналось снова.

Роковой день настал. С утра Сережа нервничал, все у него сыпалось из рук. Начал бриться — порезался. От резкого движения порвалась на локте старенькая рубашка.

— Нет, — сказал он, давая зачинить рубашку, — я так не могу. Я не пущу тебя к этому Рунге, сам пойду.

И вместо того, чтобы мне спокойно собираться на свидание, мы стали ссориться. Я доказывала, что, не выполнив требований Ольги Романовны, мы можем поставить под удар ее, испортить все дело. Он уперся — ни в какую.

Время шло. Мы ходили друг за другом по комнате, несчастные, злые, размахивали руками. То он задевал меня, то я его.

— Я заварил эту кашу, я и должен расхлебывать, — твердил Сережа. — А тебя, чтобы ты так рисковала… не пущу — и баста! Лучше мне перейти на нелегальное положение.

Я развернулась и побежала к матушке. Она даже рассердилась на Сережу.

— Да что это за ослиное упрямство такое!

Поднялась к нам, стала его уговаривать. Билась, билась, наконец, не выдержала:

— Я вас поколочу, Сергей Николаевич! Хоть мне это и не пристало.

Я так живо представила, как матушка колотит Сережу, что не выдержала — фыркнула. И она засмеялась.

— Ну, будет вам, будет. Там все оговорено, для Наташи эта встреча совершенно безопасна, даю вам честное слово.

Он бросил косой взгляд.

— Собирайся.

Я быстренько оделась и побежала к метро.

Весь октябрь было ясно, а тут надвинулись серые тучи, сея время от времени мелкий дождь.

Над тротуарами плыли зонтики, с каждой минутой становилось все холодней, хотя воробьи веселились по-весеннему и даже купались в проточных канавках вдоль мостовых.

Я легко нашла нужный адрес, свернула во двор. Это был небольшой парижский дворик, совершенно пустой. Я присела, как было условлено, на скамейку, достала из сумки журнал с цветной обложкой.

Минута в минуту назначенного времени отворилась дверь одноэтажного особнячка в глубине двора. Появился полный светловолосый мужчина в темно-синем костюме и направился прямо ко мне. Я поднялась. Он приблизился, посмотрел вопросительно. Я спросила по-русски: