Эдвард Радзинский - Железная Маска и граф Сен-Жермен

«Я не умею читать», — равнодушно ответил рыбак.

«Кто-нибудь, кроме тебя, видел эту тарелку?»

Рыбак ответил, что тарелку не видел никто. Он тотчас понес ее господину губернатору. Неграмотность спасла рыбака, а может быть, и узника.

Сен-Мар наградил рыбака и велел никому не говорить о находке. После этого случая Сен-Мар старательно собирал после ужина всю грязную посуду и уносил ее с собой. На окне поставили новую решетку.

Возможно, именно после этого случая на узнике впервые появилась черная бархатная маска. Но это не более чем предположение.

Известно лишь, что все это время Сен-Мар продолжает аккуратно сообщать об узнике военному министру короля.

В 1698 году наступает финал нашей истории. Таинственного заключенного постаревший Людовик XIV приказывает перевезти в Париж, в главную тюрьму страны. И вместе с ним прибывает с острова в Париж Сен-Мар. Он сторожит несчастного уже… тридцать лет! Став фактически вторым арестантом! И как обычно, Сен-Мар, этот личный тюремщик загадочного узника, становится начальником новой тюрьмы узника. Король назначает Сен-Мара на одну из почетнейших, влиятельнейших должностей в государстве — губернатором Бастилии! И все для того же — чтобы новый «маршал тюремщиков» мог ответственно и неусыпно следить за своим узником — «простым слугой Эсташем Доже».

В Бастилии Эсташа Доже окружают небывалой секретностью. Никто в отсутствие Сен-Мара не может входить в его камеру. Сен-Мар обедает вместе с ним и даже порой ночует в камере заключенного… Как рассказывали старые тюремщики, из камеры часто слышался звук гитары, узник играл на ней часами. Старик, тюремный врач Бастилии, которому пришлось несколько раз лечить узника, осмотрел его тело. Впоследствии он описал узника: «Это был человек среднего роста, но весьма широкий в плечах. Он носил черную повязку на очень густых черных волосах»…

Но о лице врач сказать ничего не смог. Ибо он никогда его не видел: лицо узника было закрыто черной бархатной маской.

Повторюсь. Я не знаю, когда эта маска впервые появилась на узнике. Возможно, появилась она уже на острове Сент-Маргерит…

Но я знаю точно: со дня своего появления в Бастилии узник носил эту бархатную маску. И никто из персонала тюрьмы, кому случалось по долгу службы входить в камеру, не видел его без маски.

В Бастилии узник пробыл пять лет. В 1703 году Человек в маске умер.

— Вот так в Бастилии закончилась история «важного» «простого слуги Эсташа Доже», — сказал месье Антуан, — история, оставившая нам с вами одни вопросы. Почему в Пиньероле узник ходил без маски? Почему тогда его лицо никого не тревожило? Почему впоследствии король начинает так бояться его лица? И почему в заключении в Пиньероле ему не присылали ни тонкого белья и кружев, и ел он на обычной оловянной посуде, и носил тюремную одежду?.. Более того, его содержали как слугу и заставляли работать слугой у Фуке. Но тогда отчего на острове Сент-Маргерит так удивительно все меняется — его содержат как арестанта-вельможу?.. И, наконец, почему в Бастилии ему надевают маску на лицо? У вас есть какая-нибудь версия, «милейший доктор Ватсон»? — насмешливо обратился ко мне месье Антуан.

— У доктора Ватсона никакой версии нет, — торопливо сказал я.

Я понял: мы подошли к разгадке.

— У графа Сен-Жермена в «Записках»… — начал месье Антуан и замолчал. Потом сказал: — У вас становится насмешливым лицо, когда я упоминаю имя графа. Впрочем, ваша насмешка скрывает обычную для смертного надежду — а вдруг? А вдруг кто-то жил столетия и, может быть, живет до сих пор? И даже сейчас сидит перед вами! Шучу, конечно. — Он засмеялся. — Хотя «живет» — это было бы неточное слово. «Обречен жить» — так точнее… Вы представляете эту бесконечную скуку… Менялись времена, но оставались те же одинаковые человеческие пороки… и ничего нового бессмертный не увидит под солнцем, кроме смены одежд. И все повторяют предшественников. Людовик XVI становится вашим Николаем Вторым, а несчастный Камиль Демулен превращается в Бухарина… И Робеспьер глядит лобастым Ильичом… И иерархия в ордене иезуитов ничем не отличается от партийной иерархии нацистов, да и вашей партии большевиков. И пытки инквизиции во имя Господа и счастья человечества, и пытки в лагерях XX века… во имя все того же счастья человечества! «Мы все уничтожим и на уничтоженном воздвигнем наш храм. И это будет храм всеобщего счастья», — сказал ваш Ленин. (Действительно, он это сказал — в беседе с меньшевиком Георгием Соломоном! — Э.Р.) Сказал, — повторил месье Антуан, — будто отвечая на вопрос вашего великого писателя: «Если для возведения здания счастливого человечества необходимо замучить лишь ребенка, согласишься ли ты на слезе его построить это здание?» Еще как согласился, погрузив в кровь целую страну! Россия, кровью умытая!