Рангея Рагхав - Гибель великого города

В маленьком домике поэт и Чандра, сидя на полу, слушали Хэку. Апап сидел рядом с ней. Когда Хэка рассказала об убийстве Акшая, у всех затрепетало сердце. Хэка, положив голову на грудь Нилуфар, горько заплакала.

— Глупая! — сказала Нилуфар. — Зачем ты плачешь?

— Мне страшно, Нилуфар! — сквозь слезы шептала Хэка.

— Что бы ни было, слезами не поможешь. Так ты говоришь, что Апап поднял его в воздух и бросил на землю?

Нилуфар засмеялась. Апап подтверждающе кивнул головой. Чандра пощупала мускулистую руку Апапа, она была подобна металлу.

— О! — сказала Чандра, и все засмеялись.

Нилуфар встала.

— Я приготовлю поесть.

— Из чего? — грустно спросил Виллибхиттур.

— Как же быть? — Нилуфар снова села.

— Рынок закрыт, — напомнила Чандра.

— Сколько у нас риса? — спросил поэт.

Нилуфар показала ему единственную пригоршню риса.

Этого довольно для всех нас.

— Но что мы будем делать после?

Никто не ответил.

— Почему мы все так беспомощны? — воскликнул в отчаянии поэт.

Нилуфар взглянула на него.

— Потому что мы нищие и вынуждены скрываться.

Нилуфар принялась готовить рис. Хэка и Чандра помогали ей. Поэт лег.

— И ты ложись, — сказал он Апапу. — Ты, наверное, устал?

— Нет. — Апап улыбнулся. — Отдохните сами.

Слова Апапа растрогали поэта. У этого негра такие усталые глаза, а ни на что не жалуется… А он сам — почему он спокойно лежит здесь в такое смутное время?

— Теперь, наверно, Манибандх уже знает все, — проговорил Виллибхиттур.

— Господин? — переспросил Апап.

— Не господин он тебе глупый. Не господин, а насильник и деспот. Называй его диким, палачом…

И поэт с удивлением услышал в ответ:

— Палач…

— Нилуфар! Ты слышишь? — радостно воскликнул поэт.

Нилуфар не могла сдержать слез от волнения.

И вдруг снова дрогнула и загрохотала земля. Все на время забыли о раздорах. Испуганные горожане и солдаты бросились врассыпную. Если раньше смерть грозила побежденным, то сейчас гибель нависла над всеми. Люди, чувствуя себя бессильными перед грозным лицом стихии, бежали куда глаза глядят. А грохот, исходящий из самой утробы земли, не замолкал и, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, эхом возвращался назад.

От сотрясения рухнула каменная ограда перед храмом бога Ахираджа. В это время Манибандх возвращался из дворца Амен-Ра.

— О великий Ахирадж! — вырвалось у него. — Неужели ты еще не утолил свой голод?

Колесница остановилась.

Манибандх воскликнул:

— Солдаты! Бог Ахирадж разгневан. Мы должны просить богиню Махамаи, чтобы она утихомирила беспричинный гнев своего сына.

— Мы повинуемся, господин! — закричали солдаты.

— Возничий! Правь к храму богини Махамаи! — приказал Манибандх.

Колесница тронулась, за ней побежали с тяжелым топотом, звеня оружием, телохранители. Завидя солдат, все испуганно разбегались в стороны.

В городе царило смятение. Многие горожане собирались покинуть Мохенджо-Даро. «Разве можно оставаться в этом аду? Скоро здесь не будет ни еды, ни питья. С севера надвигается смерть», — говорили одни. Другие предсказывали, что великий бог начнет скоро свою страшную пляску, от нее разрушится весь город. В великом городе давно нет мира и спокойствия, можно безнаказанно убить человека, и никто не станет карать убийцу!

Поставив охрану у дверей храма Махамаи, Манибандх вошел внутрь. Гордость Мохенджо-Даро — великий царь йогов — даже сейчас сидел в величественной задумчивой позе. Он словно не слышал, как грохочет земля.

Припав к его ногам, Манибандх воскликнул:

— О величайший из йогов! Ныне жизнь меняет свое течение. Когда ты погружаешься в свое царственное раздумье, сама смерть отступает перед тобой, сложив в мольбе руки, потому что в это время ты подобен великому богу, явившемуся воочию.

О величайший из йогов! Остановив время, ты своей сияющей мощью связал державный бег самих богов! Все три времени подвластны тебе! Все страдания души тебе ведомы…

Я пришел к твоему порогу и с великой надеждой припадаю к ногам твоим, о видящий великого бога! Я пришел к тебе с мольбой!

Я — царь — склоняюсь к стопам твоим, как нищий. О великий йог! Ныне сам владыка Инда готов служить тебе. Открой же глаза свои, в которых сияет свет, прекрасный, как утро, в которых сокрыта чудесная, дающая все блага сила жизни, — жизнь человеческая есть всего лишь легкий трепет этой силы… О не знающий страха, великий йог! Я стою перед тобою беспомощно…