— Страшно слушать!
— Что так? Не веришь? Идешь ты, бывало, по саду с Катериной Степановной, а я схоронюсь, да тайком на тебя любуюсь. Вот, думаю, — лебедь белая… А сердце так и мрет.
— Перестань…
— Да не бойся. Я сегодня же барину в ноги…
— Нет-нет! — Маша поспешно встала. — И думать забудь. Хуже меня не сыскать тебе нынче невесты. Прощай!
Гриша за ней не пошел. Потягиваясь, сидел на бревнышке, щурился и поглядывал на синюшнее облачко. Дождь будет, что ли? Ах ты, как все сложилось! Думал ли он, что его «лебеди белой» крылья сломят, что он, пожалуй, и покровительствовать ей сможет? Барин любит его — видный, смекалистый, покорный, почтительный. Обмолвился как-то, что хочет его из конюхов в камердины пожаловать. И то… Цену Гриша себе знал. И не лгал, что девки по нему сохли. Не одному женскому сердцу нанес смертельную обиду. Все ему было нипочем. А Машенька! Полубарышня. Такая только ему и нужна!
В этот же вечер он свое обещание исполнил — растянулся на полу перед Любимовым.
— Ты чего это, Гриша? — удивился хозяин.
— Прошу милости вашей, барин! Жениться надумал.
— Хорошее дело. Как без жены этакому молодцу. Только что же это за краля, что аж тебя полонить сумела?
— Позвольте, барин, жениться на Марье Ивановне, дочке Лукерьиной.
— Что?! — Степан Степанович даже с кресла привстал.
«Эге! — смекнул Григорий. — Дело нечисто! Так вот чего она, голубушка, боялась!»
— Не смей… даже мыслить о том!
— Смилуйтесь, барин, — заголосил Гриша, — не губите жизни моей!
— Полно, полно, убирайся. Я тебе другую найду, лучше не в пример…
— Не надобно другой, барин. Мне Маша люба!
— Рассуждать еще… Сказал, убирайся.
Гриша поднялся. Он тяжело дышал, страсть, гордыня, обида взяли верх над осторожностью.
— Все равно, барин, не отступлюсь!
— Че-его? — обомлел Любимов. — Это ты… ты мне перечишь! Да я тебя…
Понимал разумом Гриша, что надо присмиреть, взять себя в руки, но какая-то сила понесла его:
— Никто меня с ней не разлучит! Люб я ей.
— Ах ты… — Степан Степанович задыхался от возмущения. — Смотри ж! Сейчас напомню тебе, как слушаться господина подобает.
Григорий ушам своим не поверил, когда барин при нем позвал приказчика и велел проследить, чтоб ему, Гришке, на конюшне всыпали как следует за дерзость. Последним усилием сумел сдержать себя, не то не миновать бы ему большей беды. Но согнулся-таки перед Любимовым:
— Ваша барская воля!
Степан Степанович долго затем ходил по комнате. Гнев его вскоре прошел, а смутный страх не давал покоя, в чем Любимов со стыдом себе признался. Не выходили у него из памяти темные, полные злобы глаза обиженного им любимца.
— Разбойник, — повторял Степан Степанович, — и зрак разбойничий. Выпорют его, а он отойдет, да ночью дом подожжет, иль меня зарежет сонного.
И чем дольше раздумывал Степан Степанович, тем яснее становилось ему, что побоями этого молодца не смиришь, а скорее распалишь себе на беду. Его коли бить, так чтоб дух вон, а это дело подсудное, хотя, конечно, ежели по правде, разбираться-то никто не станет — до Царя далеко. Да не в том дело — жаль парня. Такого беречь надо — пригодится. И потом… почему бы просьбу его не исполнить?
Отменил наказание, а сам продолжал размышлять. Машка, кажется, добром не покорится. А должна! Не хватало только, чтоб эта байстрючка верх над ним взяла. Что же, Гришенька, предложит Любимов тебе службу — не обрадуешься. А может… может и обрадуется — как дело повернуть. «А прекословить посмеет — живого сгною!»
Вскоре Гриша предстал пред светлые очи Любимова. Вид у парня был донельзя смущенный, и барин решил, что смущение это — истинное.
— Вот, парень, каково господину дерзить, — начал наставительно. — Так недолго и под горячие попасть. Да чего ж — я тебя прощаю.
Григорий поклонился:
— Весьма благодарен, Степан Степаныч, и щастлив милостью вашей.
И сунулся руку целовать.
— Ну-ну, не благодари. Ты вот что мне скажи — все желаешь жениться на Машке?
Григорий не знал, что и отвечать — сегодня он был гораздо осторожней. Каков ответ барину надобен? Но Степан Степанович смотрел на него приветливо, и Гриша решился сказать правду:
— Врать не стану, барин, хочу на ней жениться.
— Так. И невдомек тебе, что Машку я для себя держу? Счетец за ней немалый. Что молчишь? Прямее гляди! Машка неглупа, тиха, изящна. Пожалуй, что и не про тебя.
— Вы наш господин, — угрюмо отвечал Гриша.
— Верно, стало быть, ты служить мне обязан. А служба такова: неплохо бы красавице мужем обзавестись. Понял? Для соседей, дабы приличья соблюсти.
Читать дальше