Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

В один из этих радостных дней государь призвал к себе Ибрагима Султана и объявил ему о том, что Ахмад-мирза прибудет на днях в Герат и он, Шахрух, отдаст провинившегося племянника под начало Ибрагиму Султану. При этом он посоветовал сыну назначить Ахмада правителем какой-либо небольшой провинции и не спускать с него глаз. «Пусть следят за ним люди Караилана», — добавил Шахрух. И тут Ибрагим-мирза решил про себя, что уж это повеление государя он исполнит в точности, и ежели двоюродный брат вновь посмеет поднять голову, то пусть пеняет на себя. Впрочем, судя по всему, это отвечает и намерениям государя, недаром же упомянул он зловещее имя Караилана.

Через неделю, испросив разрешения отца, Ибрагим Султан отправился в Шираз. Вспыльчивого и тщеславного царевича, болезненно реагирующего на малейшие проявления невнимания к своей особе, провожали придворные, вельможи во главе с Байсункуром-мирзой.

Добрая весть, принесенная белыми голубями, да еще и отъезд жестокосердного царевича в Дираз стали для жителей Герата двойной радостью. На исходе была последняя неделя месяца рамазан, и большой праздник хайит совпадал с весенними благодатными днями.

То обстоятельство, что битва закончилась быстро и побежденного Ахмада-мирзу везут теперь в Герат с низко склоненной головой, а главное, то, что, по слухам, в этом Ферганском сражении пролилось не так уж много крови и, по словам кого-то из воинов, даже носа никому не разбили, — все это наполняло счастьем сердца и Наджмеддина Бухари, и гончара Абуталиба, и братьев Хасанбека и Хусанбека. Конечно, любое сражение не обходится без жертв, но не всех же подряд порубили и перерезали. Улугбек — это и есть Улугбек, а Ибрагим — Ибрагим, — шепотом поверяли они друг другу. Ученый человек всегда предпочтет решать распри умом, а не мечом. Если господь будет к нам благосклонен, вернутся наши дети целыми и невредимыми. Вот уже несколько месяцев «зодчий зодчих» устад Кавам не встречался с Наджмеддином Бухари. Быть может, ему просто было неловко видеться со старым другом, ведь своего Худододбека он буквально вырвал из рук Амира Давуда Барласа и не послал в поход на Фергану, словно сын его был ему дороже, чем другие сыновья для своих отцов. Однако до него дошли слухи о коварстве Ахмада Чалаби, знал он и о том, что зодчий Наджмеддин пребывает в печали и что сейчас он не покладая рук трудится как простой рабочий со своими учениками на строительстве медресе. И когда Ахмад Чалаби затеял было с ним разговор о том, что «этот бухарский зодчий» якшается с людьми нежелательными (он намекал на мастера Джорджи), устад Кавам презрительно отвернулся и брезгливо сморщил лицо. Немало удивило Ахмада Чалаби такое отношение к его наветам, ведь прежде они принимались благосклонно и выслушивались со вниманием. Холодно попрощавшись с устадом Кавамом, Чалаби уже с порога бросил, что, пожалуй, стоит шепнуть об этом Ибрагиму Султану. Но устад Кавам опять ничего не промолвил и, проведя ладонями по лицу, поднялся с места.

— Плевать хотел царевич на все эти сплетни, — вдруг сказал он.

— Что? Что? — переспросил, опешив, Чалаби.

— Слишком много зодчий Наджмеддин сделал для государства, да и, кроме того, послал на войну единственного своего сына. Что еще можно от него требовать? Смотрите, господин Чалаби, как бы вам не навредить самому себе, наговаривая на достойных людей.

Ахмад Чалаби не мог прийти в себя от изумления, он был расстроен холодным приемом устада и тем, что Кавам так внезапно изменился к нему, верному своему Чалаби. Если Ибрагим Султан уже выехал из Герата в Шираз, то ведь здесь остался Байсункур-мирза. Можно пожаловаться в крайнем случае и ему, решил Чалаби себе в утешение.

И подножие горы Кухисиёх в северной части Герата и холмистые степи, и берег ручья густо покрыты зеленью, словно волшебный оазис. Река Герируд, вобрав в себя сотни малых и больших горных речушек, причудливо вьется между горами Кухисаф и Кухисиёх и по густо-зеленым долинам устремляется дальше к Мургабу и Джейхуну. Но путь ей преграждают бескрайние пустыни. А когда она в буйном беге своем уносится южнее города Фарахруд-Хушруда, то и тут подстерегает ее беда — алчно пьют ее светлые воды не знающие влаги, иссушенные солнцем земли. В дни торжественного праздника навруза лишь подножия гор щедро окутаны свежей зеленью и жители Герата отправляются туда встретить светлый праздник весны, весело собирая алые тюльпаны, маки, целебный ревень. Да и не только жители Герата. Сюда, в эту цветущую долину, устремляются жители городов Гургана, Калаинава, Караха. Особенно хороши в такие дни горные цепи за Кухисиёхом, тянутся они до самых хребтов Банди Туркестана. И на берега Бало Мургаба и Оби Кайсара, что довольно далеки от Герата, тоже стекается народ на этот прекрасный весенний праздник. И с берегов южного Намаксарского озера спешили люди к подножию Кухисиёха.