Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Опять черкасня уперлась. Поползли нелепые слухи, что француз-инженер пустит Дон в Аксай, канал пророет, подговорен-де на то в Нахичевани… Новый городишко Нахичевань и впрямь с замиранием сердца ждал решения о переносе донской столицы. Шутка ли, от такого торгового конкурента избавиться!

Заявились казаки к Платову:

— Давай переносить на Усть-Аксай.

Он в ответ:

— Я вас — в Грузию на три перемены…

Грузия только-только в Россию вошла. Знали о ней, что далеко она, аж за Кавказом, и место гиблое. Смирились.

Платов, угождая молодому Императору, даже название новое городу придумал — «Александр-Черкасск». Царь, по скромности своей (а может, с донцами связываться не хотел), велел, чтоб назвали проще — Новый Черкасск.

Загромыхали рабочие полки, «кучуры» (кучеры) на своих колесницах поехали строить. Платов повез француза-инженера, объяснял ему:

— Ежели селить станицами, выйдет та же куча безобразия, какая теперь есть. Промышляющий купечеством смешается с ремесленником, рыбак — с «достаточным» (богатым), что все расстроит и совершенно испортит городовой план. Давай так: бедных — у речки, а богатых — на горе.

…Ждал Андрей Иванович, как Мартынов на все это ответит, но не дождался. В феврале 1806-го пришло в Аксайское начальство напоминание, что Андрея Кислякова от службы в полку Аханова никто не освобождал, а подручные мартыновские заглазно обещали, что заставят Кислякова служить с пикою (рядовым) и что прикажут водить его с веревкой на шее по лагерям. Кисляков же новый рапорт настрочил, где извечный победитель словесных баталий, не жалея красок, расписал опять историю с дровами и как на предыдущей службе распродали за бесценок его имущество, да пять лошадей пало, да дома на 300 рублей имения расхитили… Черевков и Карпов, все зная и понимая, невольно острого и язвительного ума и языка кисляковского остерегаясь, наложили ему резолюцию, что поскольку дело о дровах пошло на апелляцию в Сенат, то «никакого его (Кислякова) хождения» оно не требует, и напомнили о «непременном и самоскорейшем» отправлении в полк.

Дело это было в марте. В июне упирающемуся Кислякову выписали пашпорт на Кавказскую линию. В конце августа пошел указ аксайскому начальству, «чтоб оно хорунжего Кислякова в полк Аханова приказало выпроводить из ведомства войскового». Кисляков — ни в какую. На линии как раз чума свирепствовала. Казаки как мухи мерли. Рассказывали очевидцы, что шел на Дербент казачий полк и у дороги один казачонок шкурку подметил, не то овечью, не то собачью, взял да и ткнул пикой, по древку в тот же миг огонек пробежал и — хлоп! — казаку в руку. Что б вы думали? Пошли по казачонку черные пятна в пятак, а может, и больше, и к вечеру помер казак. Вспыхнул мор, стали отмаливаться… Куда ж теперь на линию? На худой конец согласен был Кисляков с наряженными полками в Европу идти.

Так, может, и «прохоронился» бы за братцем еще с годик, но скоропостижно мать скончалась. Думали люди, что старый Иван Кисляков первым Богу душу отдаст. Совсем «плохой» был. Нет, прибрал Господь ее первую.

Собралась родня на похороны. Андрей и Алешка с семьями приехали. Не успели мать схоронить, стали они с братцем Алешкой в мечтах своих делить родительское наследство. Отец, обиженный, вокруг еле ноги таскал, и в расчет его не брали. Заспорили вполголоса, расплевались. Торчали по разным углам, «чертом» друг на друга поглядывали.

На поминках вышел старший из братьев на баз, стоял без шапки среди молодежи (молодым горячий обед нельзя, за столом только одни старики сидели), глаза красные, нос красный, сгорбился, плечи дыбил. Из стряпки [102] Здесь: летняя кухня во дворе казачьего дома. — Примеч. ред. женщины казан горячей лапши вытянули:

— Андрей Иванович… помоги ради Бога…

Подскочил Кисляков, охнул, подхватил казан на грудь, засеменив, понес в хату. Тут на него в темном коридоре из комнатки брат Алешка кинулся — бить. Понадеялся, что у старшего руки заняты… Плеснул ему Андрей Иванович в мерзкую харю лапшой, кинул казан, сцепил руки в замок (плотного, коренастого Алешку иначе не завалишь) и со всего разворота дал братцу по зубам.

Всхомянулись люди: что это за грохот в сенцах? Отворили дверь. Ввалились сцепившиеся два брата, покатились по полу… Младший, Иван, навалился сверху — отбивать облитого лапшой Алешку из рук старшего. «Старый» (отец), овдовевший, хрипел, костыль возносил:

— Прок-ля-ну-у!..

Вскочил старший, скинул чужую руку с плеча, саданул младшему, Ивану, локтем «под дыхало» и быстрым шагом, чуть не вприпрыжку, пошел через баз к своему тарантасу.