Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

— Вот здесь и подойти впритык…

Немчик спешился, полез на берег, встал в открытую, рассматривая турок из-под белой перчатки.

— Эй, слазь! — Данила Арохов подергал его за полу синего кафтана. — Нечего раньше времени открываться.

— Надо немедленно сообщить генерал-майору Кутузову, чтоб поторопился, — заговорил, не обращая внимания на Данилу, немчик. — Их окоп не готов.

Говоря, он не по-русски повышал и понижал голос на каждом слоге.

— Узнавал? Кто таков? — не оборачивая головы, спросил Матвей у брата.

Жизнь в потемкинском штабе учила его знать все о каждом.

— Чухонец, а деды, изюмцы говорят, из какой-то Скотландии, — также чуть в нос ответил Петро.

— Назвали ж… — подивился Матвей.

Чухонец спрыгнул с крутого, осыпавшегося берега и, подойдя к Платову, повторил:

— Надо, чтобы Кутузов поторопился. Их окоп не готов.

— Не готов, говоришь? — Матвей завертел головой, обшаривая взглядом окрестности. — Поезжайте вот с ним, — он указал на Петра. — Бери свой эскадрон и Родионова поторопите. А ты, Петро, скачи Кутузова предупреди.

— Матвей Иванович, а чего Кутузова ждать? Окоп-то не готов, — ухмыльнулся Бузин.

— Да вот и я о том же.

Коротали время под обрывистым берегом. Лазили вверх глянуть на турецкое строительство, поглядывали на дорогу.

— Как же они нас прозевали? И дозоров не видно…

— Так мы ж нес той стороны идем.

Казаки подошли трюпком, почти не подняв пыли, остановились, все еще не замеченные. За ними подвел эскадрон секунд-майор Беркли.

— Все? Значит, что я вам скажу, ребята. Турок нас не ждет, — объяснил Платов, поднимаясь на стременах, чтоб все его видели. — Сейчас, не раскидывая лаву, вылетаем и дуем прямо на окоп. Проскакиваем, — он поднял палец. — Проскакиваем… И залетаем прямо в городок. Всё — наше… Так, господин секунд-майор, вы с эскадроном идете во второй линии, занимаете окоп, — тут он пригладил ус, — и ждете там генерал-майора Кутузова. Ясно? Родионов, командуй!

Не давая никому опомниться, он потянул из ножен саблю. Родионов, выигрывая секунды, скороговоркой вполголоса говорил что-то ближним сотенным командирам. Оглядываясь на Матвея, он прервался на полуслове и, поворачивая на месте садящегося на задние ноги жеребца, прокричал слова команды…

Налет был внезапен, прост и неотразим. Вылетевшие из отрожины оврага казаки без крика одной размыкающейся на скаку толпой понеслись на окоп, перемахнули через низкий, незаконченный бруствер, смешались с толпой взвывших, загалдевших турок и, обгоняя ее, поскакали дальше, в селение.

В селении вышла заминка.

— Тут паша какой-то… Глянь, бунчуки… — указал Степан Греков. На узких улочках завизжали, задрались, застучали выстрелы, пополз пороховой дым.

Платов, сам ставший в «маяк» лавы, и все ближние, переламывая бой, рванулись в гущу схватки. Схлестнулись… Вздыбились кони, зазвенела сталь… Несколько мгновений… Свалили двух-трех наиболее отчаянных. Конные турки, как по уговору, схлынули, унеслись, петляя в узких улочках…

А Арехов и Бузин уже тянули какого-то растрепанного в шитом золотом халате и картинно кинули его под копыта платовского коня, шарахнувшегося от неожиданности.

Турок вскочил, завертелся волчком, давясь от ярости, готовый разорвать оскорбителей.

— Ну, будя, тухта… Угомонись, юлдаш…

— Три пушки взяли, — показывал Бузин. — Добре мы их наваляли…

— А это кто такой? Эй, ты кто?

По-турецки или по-татарски говорили многие, почти все низовцы. Захваченный поупирался, но признался, что он — Зайнало-Гассан-паша, беглер-бей Анатоллийский, трехбунчужный паша, участник великой битвы у Рябой Могилы.

— Ого!

— Арехов, это твоя добыча. Тяни его к самому Потемкину, — великодушно повел рукой Платов и объяснил насупившемуся Бузину. — Ему чины не идут. За неграмотностью. До сих пор в хорунжих ходит. Пусть попробуют сейчас не дать!.. А ты не обижайся, я тебя тоже представлю.

Так же, налетом, взяли укрепления Паланки, городишко Белград в устье Днестра, Аккерман. В Аккермане сдавшийся гарнизон оставил 32 знамени, 52 пушки, да еще 37 нашли на судах, взятых у Аккермана. Гарнизон, по условиям капитуляции, отступил в Измаил, крепость передали Троицкому полку и всем летучим отрядом вернулись под Бендеры.

Потемкин предусмотрительно писал о Платове самой императрице, представил за многие подвиги к производству в бригадиры, каковой чин Платов и получил 24 сентября.

Последнее время примечал Матвей, что рассматривает его Потемкин, как барышник торгуемую лошадь, задумал чего-то. Но не беспокоился Платов. Он доверял благодетелю, даже по-своему жалел его, узнав потемкинские слабости. Под Очаковом, захватив укрепление перед Гассан-пашинским замком, прискакал Платов к Потемкину, чтоб первым лично доложить, и увидел, что стоит светлейший на батарее, отогнав свиту, подпер голову руками, закрыл глаза и бормочет монотонно: «Господи, помилуй… Господи, помилуй… Господи, помилуй…» Матвей, видевший князя под огнем удивился; чего он просит, чего боится? Ведь не трус!.. Потом только понял: солдат жалеет… Непостижимый человек!