Собрался новый круг, и в проникновенно-льстивых, со слезами, выражениях составил бумагу, что бунта нет и не помышлялось. Кое-кого из своих горластых, кто давно уже всем насточертел, сдали в розыск Черепову и Потапову: не они ли подбивали Войско на разные нехорошие дела? Засвистели плети, взвыли пытаемые.
На широкий ефремовский двор, заметно опустевший, заявился Васька Машлыкин с дружками:
— Ты, Карповна, не дюже… Ты думаешь, что делаешь?.. Ты чего тут делаешь? А?.. Короче — я теперь наказной атаман. Давай, показывай, где ты чего хоронишь…
Завыла, заругалась матушка Меланья Карповна. Но это не при муже, Степане Даниловиче. Взломали Васькины люди глухую стенку у потаенной комнаты на первом этаже и поволокли, рассыпая по снегу, рухлядь, потянули чугунки с золотом. То и дело руки в карманах грели — монеты прятали.
Реванула Меланья Карповна в голос:
— Да милая моя дочушка. Да кто ж тебя, сироту-бесприданницу, теперь замуж возьмет?..
Наденька окаменела, ошеломленная страшными переменами. Молча прошла к себе сквозь наполненный чужими людьми двор.
Два верных казака — последние — стояли, прислонясь к перилам лестницы, ведущей на второй этаж.
— Побунтовали, мать твою… — говорил старый. — Кто ж так бунтует?!
— Что ж делать? Все казаки на войне, — отвечал молодой. Оба не обратили на Наденьку ни малейшего внимания.
Она закрылась в своей комнате и упала сухим горячим лицом в подушки: «И правда… Кто ж меня теперь замуж возьмет?»
Пропащая жизнь, казалось. И ничего не поможет.
Отца в кандалах отправили в Санкт-Петербург, где, прочитав многочисленные «вины», приговорили к «правильному повешенью». Но помнила царица добро — Петергофский поход и иные услуги. Подарила она Степану Ефремову жизнь и определила на жительство в город Пернов.
Семья все это время, весь год, жила как на иголках. Вслед за чумой пожаловал голод. Казаки роптали. Осенью затихшее было следствие вспыхнуло на Дону с новой силой в связи с пугачевским возмущением. Панин, недоброжелатель ефремовский, говорил на Государственном совете: «Если бы атаман Ефремов впору схвачен не был, имели бы всю Кубань на плечах». Васька Машлыкин уехал в Санкт-Петербург доказывать, что верны донцы царице.
Облетевшая Меланья Карповна только плакала и вздыхала:
— О, Господи! Когда ж это кончится?
Матвей Платов, попавший в случай и получивший в восемнадцать лет без видимых усилий и особых заслуг в командование полк, воспринял это без удивления, как должное. Велика важность! У отца свой полк, у него — свой. А как иначе в войсковые атаманы выйти?
Привычка верховодить черкасской детворой помогла. Он орал за упущения, поощрял за усердие. Знал, кому что поручить. Теша тщеславие, покрасовался перед пятью сотнями (казачьи полки имели тогда пятисотенный состав). Единственно, что смущало, — полковая отчетность. Каждый новый срок собирал Матвей сотенных командиров, делили они при нем положенные суммы, писарь писал, а Матвей, напрягшись, подписывал. О своем содержании он не заботился. В донском полку командир голодать не будет. Лишь бы казаки не роптали. «А там, — мечтал, — выучусь грамоте».
Казаки пока не роптали. Набрали их в полк с верхних речек, с Цимлы и выше, с Пяти Изб, с Трех Островов [54] Станиц Цимлянской, Пятиизбянской, Трехостровной.
, многие — старой веры. Платова они не знали. Догадывались, что чей-то сынок.
После суеты и блеска главной квартиры началась жизнь скучная, полковая. Крым даже при новом союзном хане Саиб-Гирее такую ораву прокормить не мог. Полк Платова загнали в Берды, на нудную кордонную службу, охранять на всякий случай старые земли от вновь покоренных татар. «Время — целое беремя». Облетев ближние кордоны и смотавшись на дальние, заваливался Матвей спать или слушал бесконечные рассказы в полковой избе.
К удивлению его, казаки с верхних речек по-своему рассказывали о жизни казачьей с предвеку веков. Якобы пришли первые казаки на Дон из-за реки Терека, но были не татары, а во всем сообразны с великороссиянами [55] Различные легендарные версии происхождения казачества бытовали у казаков до XX в. и, возможно, отражали не его историю в целом, а прошлое общностей, в разное время вошедших в его состав.
.
Вертелся разговор вокруг того, что воевали раньше или ради обороны, или за обиду, сговаривались по доброй воле, а не по наряду или по приказу [56] Речь идет о порядках вольных «христианских казачьих республик» до их присяги Петру I и его преемникам.
. Все были женаты, но существовал развод, а чтоб две жены иметь, не было и примера. Конечно, о чем на службе говорить? О самой службе и о бабах.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу