Николай Алексеев-Кунгурцев - Брат на брата

Литовцы вскочили.

Михаил Александрович тоже не дремал. Он схватил рог, висевший у него через плечо на стальной цепочке, и гулкие, поющие звуки тревоги пронеслись по лесу.

Тверитяне разом проснулись и схватились за оружие.

Толпа их быстро окружила князя.

Свидрибойло стоял во главе своих литовцев, которые по численности не уступали тверитянам.

Казалось, два отряда вот-вот кинутся друг на друга.

Но Свидрибойло медлил подавать знак. Он знал, что каков бы ни был исход побоища, его постигнет лютая кара от сурового Ольгерда, который не любил прощать своеволия.

Со своей стороны, Михаил Александрович не спешил с нападением, так как тоже опасался, что эта стычка может иметь неприятные для него последствия у литовского князя.

— Стой! — сказал наконец литвин, простирая руки к своим воинам. — Зачем станем зря кровь лить? Он меня обругал рабом и псом… Нам с ним и ведаться. Князь, тебя я вызываю на поединок!

— Хоть сейчас.

При всех своих недостатках Михаил Александрович был очень храбрым человеком; он не раз смотрел в лицо смерти и не испугался вызова могучего Свидрибойлы.

— Пусть боги нас рассудят, — продолжал литвин.

— Не боги, а Бог. Я согласен на суд Божий, хоть сейчас.

— Нет, подождем, когда приедем в Вильну. Там будем биться перед самим князем и иными людьми. Никто не скажет, что я убил тебя из засады: я тебя честно убью в открытом бою.

— Ты думаешь, что убьешь меня? Ладно. Я готов ждать. А теперь на коней и в путь.

Все поспешили к коням, и вскоре оба отряда, почти смешавшись, потянулись по лесу.

Вражда между литовцами и русскими была как-то сразу забыта.

Только князь да Свидрибойло старались держаться поодаль один от другого.

Солнце всходило.

Румянец загорелся на вершинах угрюмых сосен. Березы с остатками пожелтевшей листвы рдели, как золотые.

Из чащи полз, поднимаясь, пригретый, туманный пар.

Промелькнула поляна, еще темная среди озаренных деревьев, но уже обласканная отсветом поцелуя зари.

Запоздалые улететь пичужки кое-где встрепенулись, в кустах.

Пронеслось и замерло протяжное мычанье зубра…

Ольгерд пировал.

За огромным столом, протянувшимся во всю длину лучшей комнаты Виленского замка, сидели литовские вожди, русские князья и польские паны.

Литвины первенствовали — русские и поляки были только гостями и не все добровольными.

Князь смоленский, например, приехал потому, что был данником Литвы.

Быть может, он себя вовсе не весело чувствовал на пирушке полудиких язычников-литовцев.

Вероятно, и многие из поляков чувствовали себя не лучше. По крайней мере, они очень задумчиво покручивали усы.

Но Ольгерд мало заботился о настроении духа гостей-чужеземцев.

Он хотел веселиться, и его желание было законом.

И раскинулся стол, и уставился яствами, и полный вином турий рог передавался из рук в руки, и войделот вдохновенно запел, прославляя подвиги великого князя литовского. '

Как старый лев, сидел седовласый старик Ольгерд среди шумного, но трепетавшего одного его взгляда собрания.

Положил он на стол могучие руки, обросшие, как у зверя, шерстью, откинул голову и слушает войделота и гордая улыбка скользит по его лицу.

— Да, да, он могуч, и никто не сравнится с ним!..

Слушает Кейстут, старый вождь литовский, слушает Витовт — молодой орленок, и по их лицам также скользит горделивая улыбка и огнем светятся очи.

Но невеселы польские паны, угрюмо сидит посол немцев- крестоносцев, понурились русские князья.

Для них эта песня тяжка, их позор воспевает старый войделот.

Прозвучали последние аккорды. Замерли. Оборвалась песня…

Среди всеобщего молчания слышно только, как звякают кубки да глухо звучит турий рог от удара о другой.

В узкие окна льется солнечный свет и играет на золоченой коже, покрывающей скамьи.

Задумалась сестра Михаила, великая княгиня литовская.

Задумался и Ольгерд, но дума его — гордая дума.

— Кто меня осилит? Кто дерзнет стать противу меня? Польша? Немецкие рыцари-монахи? Ха-ха!

И ему хочется смеяться.

— Славен ты, великий княже, — раздался голос князя тверского, — всех ворогов ты сломил. Но один еще у тебя остался.

Ольгерд нахмурился и спросил:

— Кто?

— Великий князь московский.

Ольгерд хмуро усмехнулся.

— Не боюсь я его.

— Конечно. Я знаю, что ты силен и никого не боишься. Но его надо сломить, а то… а то он соберется с силой и… тебя самого сломит.