Николай Алексеев-Кунгурцев - Заморский выходец

— Раненый? — спросила она.

— Да. Отходит, — печально ответили ей.

Она пробралась сквозь толпу. Ее и без того бледное личико стало мертвенно-бледным, когда она взглянула на умирающего; легкий крик сорвался с губ. Умирающий обратил на нее мутный взгляд.

— Таня, — тихо прошептал он. — Дай руку… Прости…

— Простила, родной! — ответила боярышня.

Светлое выражение легло на лицо умирающего.

— Счастлив, ох, счастлив… так я, Танюша… — шептал Марк. — Благодарю… Тебя, Господи!

Он закрыл глаза и вытянулся.

— Помер! Царство ему небесное!

Таня крестилась и тихо плакала. Еще долго сидела она над ним и целовала его холодные уста, на которых замерла счастливая улыбка.

Царь, сказав Григорию Годунову, что хан до завтра уйдет восвояси, высказал почти пророческое предвидение: действительно, хан ушел в ночь, следующую за битвой, напутанный вестями о приближении главной московской рати.

Москва ликовала. Воеводы были щедро награждены царем, а особенно Борис Федорович. Царь положительно осыпал его милостями: он надел на него шубу со своего плеча, драгоценную цепь, пожаловал кубок, добытый Димитрием Донским в Куликовской битве, три города в наследственное владение, даровал ему титул «слуги государева». Годунов благодарил царя, но он не был весел — его счастье было отравлено: до него уже дошли слухи, что в народе распускается молва, будто он, Борис, сам зазвал хана на Русь, чтобы заглушить толки об убиении царевича.

«Когда ж они замолкнут? Как вырвать мне их змеиное жало?» — думал Борис Федорович, и гнев клокотал в его груди.

Темный вековой сибирский лес. Толпа скуластых инородцев окружила на поляне седого старца, попирающего ногой поверженного истукана. Злоба, страх и удивление выражаются на лицах дикарей. Лицо старца вдохновенно. Он поднял правую руку к небу, в левой у него — большой деревянный крест с Распятием.

Удивительный переворот совершается в чувствах его слушателей. Уже нет ни страха, ни злобы на их лицах: их сменяет любопытство, потом умиление. Еще немного — и они стоят на коленях, склонив головы. Старец осеняет их крестом и шепчет:

— Просвети светом истины и помилуй, Господи, рабов Твоих!

Тихое счастье видно на лице проповедника.

Этот старец — Тихон Степанович Топорок.

Могила и крест над ней. На кресте надпись: «Окольничий Марк Данилович Кречет-Буйтуров. Убиен бысть в бою с татарами лета от сотворения мира 7099».

Дряхлая старушка дрожащею рукою вешает на крест венок из полевых цветов, потом долго и жарко молится. Пред уходом она целует могильную насыпь и шепчет:

— Спи с миром! Скоро свидимся!

В ее словах нет печали, в них звучит одна твердая надежда.

Эту маленькую старушку зовут Татьяной Васильевной, чаще же «анделом». Слава о ее добрых делах и святой жизни гремела на много верст вокруг Москвы.

Тебе бога хвалим

Теперь ни этой лестницы, ни этих тюрем не существует.

В палаццо Дожей, подле лестницы Гигантов, был вделан в стену лев, в пасть которого опускались доносы.

колодцы

Отче наш, иже еси на небеси…

Князей и княгинь.

Таптаной или каптаной — назывался вместительный зимний экипаж, несколько напоминающий троечные сани.

Болок — подобие кибитки.

Тегиляй — узкий кафтан с короткими рукавами по локоть, с высоким стоячим воротником — «козырем». Спереди тегиляй застегивался на пуговицах, перепоясывался тесьмою.

Алтабас — ткань по серебряному или шелковому фону.

Байберек — шелковая ткань; она бывала с золотыми или серебряными узорами; бывала гладкая разных цветов.

Поршни — кусок кожи, стянутый ремнями по краям.

Погреб, где хранится мед.

Бургонское вино.

Бумажная материя.

Т. е. не имеющий стоячего воротника, пришивавшегося к задней части ворота. Этот воротник назывался «козырь». Он казался очень высоким, часто покрывал более половины затылка.

Чюга — узкий кафтан без воротника и с короткими рукавами, застегивался на пуговицах.