Дмитрий Мищенко - Лихие лета Ойкумены

Перехваченная возможность не только отрада, она и побуждение, приобретение силы и отваги. Поэтому перехвативший ее не медлит прийти на помощь собрату или всего лишь родичам. А где сила сочетается с силой, там неизбежно и торжество. Вспыхивают на ярком утреннем солнце мечи, целятся в сердце или спину копья, идет яростная, не знающая пощады сеча, и кто примет в ней верх, одни боги знают. Уличей тьма и утигуров тоже, уличей распирает гнев на чужаков, нарушивших покой на их земле, утигуров — ярость на уличей, которые посмели заманить в ловушку, и страх перед возможной расплатой; за вторжение. Вон скольких из них положили стрелами и сколько — в кровавой сече. А назад пути нет, направо и налево тоже нет. Есть долина, на которой сцепились, и есть небо, под которым завертелась эта сумасшедшая круговерть, как есть в сердце каждого ожидание: «Пусть кому угодно, только не мне суждено выпасть в этой круговерти из седла и сожалеть падая: это же вижу мир и все, что является знатного в мире, в последний раз». Чтобы этого не произошло, никто не жалеет силы, не знает и пощады. Один разит мечом, другой снимает с седла копьем, видит все, что есть угрожающего, впереди, и не забывает оглянуться, чтобы не получить удар в спину. Где-то там, на территории его земли, засматриваются в это время на солнце — не время завтракать, где-то кому-то захотелось утолить до завтрака жажду водицей с Почайны. Здесь, на поле битвы, не до того. Рубились друг с другом и грозились, грозились и рубились, не уповая на потери и не оглядываясь на потери. И кто знает, как долго продолжалась бы и взаимная пагуба, если бы в грохоте и шуме поля боя не послышалось:

— Росичи идут! Князь Острозор спешит на помощь!

Этого было достаточно, чтобы уличи собрались с духом, а утригуры потеряли и то, что имели. Потому что не только слышали, но видели: на них идут свежие ряды антской силы, и идут не от реки — перекрыли собой тот единственно возможный путь, который пусть и был ненадежный, все же, позволял в случае безысходности пробиться к Днепру, а там — и за пороги. Таким было повеление хана или без хана понимали: теперь вся надежда на собственную ловкость и на быстрые ноги коня. Кто пробьется до леса или оврага и сумеет смять лучников, которые прыскали до сих пор стрелами, тот и спасется. Поэтому и спасались кто, как мог.

Главный муж земли Трояновой, именуемый Мезамиром, имел завидный для таких, как князь Добрит, возраст — всего двадцать четыре года имел за плечами. Но он имел, кроме завидного возраста, еще душу: был, как и все анты, высокий и статный, и в отличие от многих — в беде добродетельный собой. А еще уверенный в себе, наделенный не по летам смелым и гордым умом. Тогда еще, когда был жив его отец, прославленный добрыми делами Идарич, пошел как-то старший сын вместо больного главы рода на созванный князем совет мужей и сразу же запомнился всем. Так как мудро повел себя среди старейшин и не уронил своей мудростью отцовой чести. Пока анты растили хлеб и заботились о твердынях на рубежах своей земли, опасаясь, прежде всего, вторжения аваров, каган аварский собрался с мыслями и решился побеспокоить их не только татьбой, которая стала уже притчей во языцех, но и странным, если не больше, посольством: желает, чтобы младший брат Калегул женился на княжеской дочери на Дулебах Данаей.

Услышав это, князь Добрит не знал, как быть. Дочь у него солнцу подобна. Отдать такую за обрина, живущего татьбой и является первым среди всех татей, почитающий жену за рабыню, все одно, что утопить собственноручно в реке. И ссориться с грозным Баяном тоже не хотелось. Откажешь такому — может пойти на антов всей ордой.

Не сказал послам аварским «нет», и не сказал «да». Сослался на то, что должен подумать, посоветоваться с дочерью, а тем временем созвал на совет главных своих мужей и велел мужам:

— Ищите спасения. Мой ум помраченный бедой, что грядет в мое жилище, я не способен найти.

Загомонили мужи. И жаловались не меньше, чем князь, и сочувствовали князю, а доходило до совета — разводили руками и говорили: не ведают, какое из двух бед хуже: когда отдадут князеву дочь в неволю к обрам или когда вынуждены будут биться из-за нее с обрами.

Тогда не кто иной, именно он, Мезамир, встал и обратился к членам совета с такой речью:

— Если князь и его люди считают достойным прислушаться к слову молодого среди них, я посоветую, что поделать.

— Говори его, свое слово, — спохватился князь, а вслед за ним закивали седыми головами и мужи.