Дмитрий Мищенко - Лихие лета Ойкумены

Подумал, решаясь или взвешивая что-то в мыслях, и уже спустя добавил, обращаясь к другому мужу:

— Те две-три тысячи, что идут с севера, поручаю тебе, Благой. Бери тридцать сотен всадников, переправляйся через Белую и сделай все, чтобы остановить их или разгромить — это уже как получится. Одного не позволяю — дать им хоть какую-то возможность объединиться с ханом кутригуров. Ну, а хана я возьму на себя.

… Ржали пришпоренные или испуганные сечей кони, звенели, высекая искры, мечи, пусть иногда, все же слышались ревностные гехканья тех, которые сдабривали удары меча словом. Неслышно было только крика убитых и пораженных в сечи. Одни не успевали уронить его, другие бессильны были перекричать шум битвы, особенно голоса угроз и проклятий, на них не скупились как утигуры, так и кутригуры. Ненависть шла на ненависть, гнев — на гнев. И не было места для удержу, как не было его и для пощады. Потому сошлись не на жизнь — на смерть. Сердца кутригуров жаждали мести за совершенное надругательство, утигуров же допекала дерзость кутригуров, казалось, поверженных уже, и поверженных в прах. Так и сцепились и закружились в громадной, чуть приметной глазу, котловине между Широкой и Белой рекой, а сцепившись, не опускали уже мечей и не жалели стрел. Яростно налетали друг на друга, как и сотня на сотню, звенели мечами о мечи, падали, убитые или пораненные, коням под ноги, вырывались из круговерти уцелевшие, и снова все завертелось.

— Смерть продажным и конокрадам! — кричал кто-то из Завергановых тысяч, собрав вокруг себя рассеянных сечей воинов, вел их туда, где видел, что труднее его родичам — кутригурам.

— Смерть татям-убийцам! — подхватывал его клич другой, и там, где он слышался, усиливался звон мечей, теснее становились кутригурские ряды, не просто напирали — мощно вламывались в утигурские и заставляли их отступать или расступаться.

Котловина гуще и гуще покрывалась трупами, и лошадям все тяжелее и тяжелее повиноваться воле живых и не наступать на убитых. И все же они умудрялись делать это. И перли, что было мочи, вперед — перескакивали, и становились, сдерживаемые, на дыбы и выгарцовывали на двоих — не касаясь, и вертелись, понукаемые удилами и уколотые шпорами, в поединке — обходили. Храпели только и настораживали уши, бросали во все стороны пеной и ржали так надрывно и сильно, что у того, кто заносил над ними меч, вздрагивала рука и оказывала супостату возможность выиграть вожделенный миг.

Сандил не становился, подобно Завергану, во главе тысяч и не шел на битву вместе с тысячами. Восседал в седле и следил за битвой, которая бурлила в котловине. Ибо не терял веры, ибо был уверен: победа рано, или поздно будет на его стороне. Что те тысячи, которые должны были подойти в решающий момент к Завергану и встать на помощь Завергану, все-таки не подойдут: ибо они заслонили путь, и надежно, а под рукой у него, хана Сандила, чуть ли не вдвое больше воинов, чем у Завергана. Одно смущало, собственно, не так смущало, как вызывало нетерпение: сеча идет с самого утра, а победы нет и нет. Почему так и долго ли это продлится?

— Скачи на поле боя, — обратился к первому, кто оказался под рукой, — и узнай, как долго они позволят кутригурам топтать нашу землю? Не пора ли им податься прочь?

Первый гонец вернулся и сказал:

— Терпение, достойный. Еще немного — и побегут. Второй был более сдержан:

— Большую ярость имеют на нас кутригуры, так прут, как звери, или же стоят насмерть.

«А вы?» — хотел крикнуть Сандил, но его предупредили:

— Хан Заверган напоминал своим на поле боя: «Кутригур! Если ты не убил трех утигуров, считай, что ты не отомстил за кровь и слезы кровных». Они и стараются. Наших, хан, вдвое, если не втрое ложится больше, чем их.

«Так? — похолодел Сандил. — Ну, погодите же». Он повернулся, чтобы сказать то, что задумал, исполнителям своей воли, и замечает вдруг: на северные рубежи котловины, где бились его с Заверганом силы, выскочили всадники. Схватились и остановились почему-то, присматриваются к потасовке, которая происходила долом.

«Благой? — воспрянул духом Сандил. — О, радость! Неужели успел справиться с кутригурами? Впрочем, к чему эти сомнения?»

— Утигуры! — повернулся к стоявшим позади. — Нам пришла помощь. Кметь Благой разгромил татей палящих стойбища в северных землях, и стоит он, ждет нашего повеления. Кличьте тысячи верных и вперед, на кутригуров. Добыча ваша и вся Кутригурия с победой ваша!

Сандил обнажил, наконец, меч и пошел в передних рядах. Это взбодрило утигуров, придало им ратной смелости.