Дмитрий Мищенко - Лихие лета Ойкумены

— Агий на вас! Что случилось? — крикнул кто-то из тех, что подъехали.

Отступники остановились и уже не посмели восстанавливать сечу: к ним приближался Светозар с сопровождением посольства.

— Что случилось, спрашиваю?

— А то, что видишь, — первым отозвался Радим. — Князь-предводитель поднял руку на аварское посольство, забил Баянова брата. Пришлось защищать от его гнева всех остальных послов.

Светозар долго и грустно смотрел на родаков своих.

— Что вы наделали? — спросил погодя. — Тебя спрашиваю, Келагаст, сын славного Идарича. Что ты наделал?

— А ничего! — зло огрызнулся князь. — Отомстил виновнику смерти брата моего Мезамира и только.

— Не только, предводитель. Очень возможно, что ты отомстил нам всем, народу нашему. И жестоко отомстил. Должен помнить, это не ромеи, способные понять чье-то безумие, это обры.

Из разных земель возвращались антские послы в Келагастов лагерь около гор Карпаты, но и те, и другие вернулись почти в один день, и больше обрадовало всех — принесли добрые вести. Как стало явным по их сведениям, боги не только Келагаста наказали тем летом, императора Византии Маврикия тоже не пощадили. Где-то чем-то прогневал он своего всевидящего или не в себе был в тот момент и не вспомнил, что из всех благочестивых деяний, наиболее украшают императора выдержка и рассудительность. Ему советовали: встань выше гордыни, уступи своим. Это не кто-нибудь беспокоится, забеспокоились легионеры, опора трона твоего. Хотят, чтобы ты отозвал их на зиму в рубежи империи — отзови, говорят, устали в сечах — взвесь и дай передышку. Твое никогда не пропадало и не пропадет. Не послушался стратегов, ни тех, что были за Дунаем и вопили из-за Дуная, ни тех, что говорили их устами здесь, в Августионе, впал, зато, в великий гнев и изрек в гневе: «Никаких уступок! Тоже придумали — отправиться на зиму к женам. Там, в Склавинии, пусть зимуют, если не сумели покорить ее до зимы». А этого оказалось достаточно, чтобы легионеры от возмущения перешли к делу — взялись за мечи и заставили стратегов своих бежать за Дунай, под крыло императора.

Пространство, говорят мудрые люди, не терпит пустоты. Не потерпели ее и ромейские легионы. Завладев лагерями — каждая когорта своим, легионеры кричали до хрипоты и требовали возвращения домой также до хрипоты. Пока не отыскался среди многих один, вышел вперед и взял верх над возмущенными.

— Думаете, пойдем на зиму к женам и удостоимся покоя? А что скажет император, когда узнает, что мы подняли меч на своих предводителей, более того, самовольно покинули поле боя, отдали супостату то, что взяли у него ценой собственной крови? Неужели вы не понимаете: за то получим не покой и не отдых — вериги, а то и хуже — смерть? Узко мыслите, легионеры! И не так, как следовало бы мыслить.

Это был центурион Фока, коренастый, сбитый из мышц полуварвар, о чем недвусмысленно напоминали ромеям его огненно-рыжие волосы. Легионеры знали его как смелого и благосклонного к ним предводителя. Знали также, что он никогда не молился на императора, нередко позволял себе смеяться над ним, хотя сам имел заметный недостаток — искаженное в сечах лицо. Злость Фоки объясняли по-разному: и шрам получил из-за Маврикия, и жены не имеет из-за таких, как Маврикий. Однако то, что услышали из уст сейчас, не удовлетворило легионеров.

— Ты советуешь нам угомониться, быть послушными императору?

— Да нет! — поспешил возразить Фока, — Что даст зимовка в Склавинии и — покорность императору? Ни в том, ни в другом не вижу смысла. К другому зову вас легионеры: встанем плечом к плечу и поедем в Константинополь и устраним Маврикия с престола — вот будет победа и отдых на долгие времена! Помните, пока в Августионе сидит Маврикий и повелевает своим именем, покоя ни вам, ни кровным вашим не будет! Все сечи и сечи будут! Разве не знаете: и Константинополь ненавидит Маврикия. Достаточно нам объявиться там, как народ константинопольский бросит его в Пропонтиду. — Правду говорит! Пока в Августионе сидит Маврикий, покоя не узнаем!

— На Константинополь! Встанем плечом к плечу и в Константинополь!

Послы антские не спешили покидать землю Склавинии: ждали, чем закончится возмущение в ромейских легионах. Проникнуть между ними и знать точно, что происходит там, не могли. А слышать многое слышали. Поэтому не обошел их и тот, последний, поступивший от ромеев, слух: не кому-то другому, полуварвару и всего лишь центуриону Фоке удалось взъярить возмущенных легионеров и повести на Константинополь, убрать с их помощью Маврикия и сесть на его место в Августионе. А уж как сел, казнил не только Маврикия и его род — брата, жену, малолетних сыновей, дочерей, но и многих из знати и среди всех — выдающегося стратега Византии Коментиола.