Александр Сегень: Ричард Львиное Сердце: Поющий король

Свежий ветер, надувавший паруса, безумно веселил Ричарда. С радостной мыслью он просыпался и засыпал в сладостных мечтаниях. А болезнь продолжала отступать, ушла с ног и рук, оставила в покое ягодицы и межножье и, наконец, обратилась в позорное бегство, освободив полностью спину и плечи. Только на груди, животе и в паху еще оставались многочисленные гарнизоны назойливых, гадких прыщей, но и их дни, без сомнения, были сочтены. Как только Ричард ступит на Святую Землю, последний воин лихорадки покинет его тело.

— Да, жаль, что у эн [4] Эн — в средневековой Франции приставка к имени благородного человека, аналогичная испанскому «дон». Полагают, что и «эн» и «дон» происходят от латинского «dominus» — «господин». Ришара нет при себе Моисеева посоха, — посетовал Амбруаз Санном.

Король хотел было напомнить летописцу, что с недавних пор он потребовал от всех не называть его больше на французский лад, но передумал, мысленно махнув рукой — а, Бог с ним! Тридцать два года его, графа Пуатевинского и герцога Аквитанского, звали Ришаром, ибо он родился французом, вырос французом и по гроб жизни французом останется, даром что пару месяцев тому назад он провозглашен королем Англии Ричардом Первым. Вот уж скоро десять лет, как он носит гордое прозвище Кёрдельон, придуманное трубадуром-забиякой Бертраном де Борном, и вряд ли теперь кто-нибудь, кроме англичан, будет с большой охотой именовать Ришара Лайонхартом [5] Лайонхарт — Lion Heart — Львиное Сердце ( англ .). .

— Эн Амбруаз, — обратился Ричард к летописцу, — помнится, ты говорил о каком-то древнем римлянине, принесшем себя в жертву, бросившись в глотку Везувию. Я запамятовал, как его звали.

— Публий Деций, — отозвался ученый Амбруаз.

— А римляне воевали с латинянами?

— Да.

— И после того, как Публий Деций кинулся в пасть вулкана, они победили латинян?

— Да.

— Жаль, что мы не принесли никого в жертву Везувию, — вздохнул король Ричард. — Но, честно говоря, средь нас нет никого, с кем бы я согласился расстаться. Даже ради такой святой цели.

— Так это и не было бы жертвоприношением, если бы эн Ришар принес в жертву того, кого ему не жалко, — сказал Герольд де Камбрэ.

Разговор о жертвоприношении внезапно навел Ричарда на мысль об отце. Вот уж кого он и впрямь принес в жертву этому походу, провоевав против Генри до тех пор, покуда несчастный родитель не отправился на тот свет. Краска стыда вмиг залила конопатое лицо английского короля, едва он вспомнил о словах, произнесенных им спьяну в тот миг, когда ему сообщили о смерти отца. Желая отогнать постыдное воспоминание, Ричард вскочил с кресла и прошелся взад-вперед по палубе судна. Ноги по-прежнему гудели. Еще бы! Простоять четыре часа неподвижно — это только одержимым монахам под силу. Сегодня утром Ричард посетил обитель Святого Януария и, увидев в тамошних пещерах подвижников, по многу дней стоящих на камнях не шевелясь, так воодушевился, что сам вознамерился простоять рядом с ними два-три дня, сколько получится. За это Господь непременно дарует ему удачу. Простояв час, Ричард понял, что погорячился, и убавил один день. Еще через час он решил стоять только до завтрашнего утра. Выстояв три часа, он опять передумал и дал зарок выдержать до сегодняшнего вечера. Однако и сей обет был нарушен с благословения аббата монастыря, ибо к концу четвертого часа стояния Ричард еле держался на ногах и вот-вот готов был упасть без чувств. А ведь перед этим в Монте-Кассинской обители ему удалось простоять от заката до рассвета пред неземным образом Троицы Присносущей. Но то на коленях. На коленях, оказывается, легче.

Подойдя к своему верному другу Роберу де Шомону, Ричард положил ему на плечо руку:

— Скажи-ка, эн Робер, ты и впрямь смог был выстоять три дня в той пещере?

— Отчего бы нет, ваше величество? Если вы готовы были на такой прекрасный подвиг, то я бы просто не осмелился сойти с камня раньше вас. Но вы правильно передумали, вспомнив о том, как страдает в ожидании вашего могущества Святая Земля.

— Да ладно тебе, дружище! — рассмеялся король. — Ты ведь прекрасно видел, что я готов тюкнуться носом о каменный пол пещеры, и только поэтому вспомнил про страдающую Святую Землю. Признайся, что видел.

— Положа руку на сердце, не видел, — простодушно отвечал тамплиер.

— Экий же ты медведь, эн Робер! Положи, положи руку на свое медвежье сердце. Эй, слышите? — повернулся Ричард к своим спутникам, сидящим у мачты. — Я придумал синьяль [6] Синьяль — в куртуазной традиции трубадуров каждый обязан был носить особое прозвище. Signal — знак, примета ( фр .). для нашего доброго Робера.