Атаджан Таган: Чужой

Уловка сертипа удалась, Хамза Мирза не рассердился на него за то, что он перебил его. Напротив, он кивком головы одобрил сообщение сертипа.

Военачальник собрал людей главным образом для того, чтобы сообщить им о предстоящем привале. Приняв приказ, каждый вознамерился заняться своим делом, но в этот момент Хамза Мирза посмотрел вдаль и увидел там две черные кибитки и приближающуюся к ним отару овец.

— Похоже, сегодня на ужин у нас будет отменный туркменский барашек! — воскликнулон. — Видите вон ту отару?

Гара сертип опять опередил остальных.

— Добыча сокола сама летит ему в клюв, мой высокочтимый!

Принц почему-то усмехнулся.

— А кто такой сокол, сертип?

— Здесь не может быть иных соколов, кроме вас!

Блоквилу стало стыдно за генерала. Он отвернулся. “До чего же бесстыдны, эти восточные люди! Мужчина расхваливает в лицо такого же мужчину. Да хоть бы искренне, а то ведь явно лицемерит”.

Когда генералы, полковники и телохранители двинулись вслед за принцем, Блоквил вынужден был примкнуть к ним.

Тощий старик и мальчик лет десяти-двенадцати гнали стадо к двум стоящим рядом кибиткам. Загорелый мальчишка в сандалиях на босу ногу насвистывал какую-то приятную мелодию. Высокий старик, опустив голову, шел рядом, наслаждаясь зыкой внука.

Увидев догоняющую их группу всадников, старик остановился и оперся на свой посох. И хотя он знал от гонцов Говшут хана, направленных в чабанские коши, что на них надвигается серьезная опасность, почему-то не связал появление незнакомцев с этим сообщением. Наивный чабан и подумать не мог, что захватчики могут появиться ни с того, ни с сего, среди бела дня, безо всякого предупреждения. А все потому, что те же гонцы успокаивали: “Говшут хан направит в Хорасан своих шпионов и заранее сообщит, когда гаджары нападут на Мерв”. К тому же, скотоводы были наслышаны о том, что восемьдесят старейшин были приглашены на совещание в Мешхед. И это также успокоило людей, притупило их бдительность.

Поначалу старый чабан подумал, что приближающиеся наездники — гонцы Говшут хана. Однако он тут же подумал, что вряд ли к скотоводу с двумя кибитками станут посылать сразу столько людей. Когда всадники приблизились, старик понял, что ошибся в своих предположениях. Одежда людей красноречиво говорила о том, что они не из этих мест. Тем не менее старик не испытал никаких дурных предчувствий, в голове его не было мыслей о том, что появление налетчиков может лично для него и его семьи окончиться большой бедой. Старик не растерялся, втайне от приближающихся что-то сунул в руку мальчику.

— На, возьми это, детка!

Старик дал мальчику кремень. Крепко зажав его в руке, мальчик устремился к знакомому бугру.

Как только мальчик скрылся за холмом, через мгновение летний зной наполнился черным густым дымом, клубы которого взвились в небо.

Примчавшиеся ездоки остановили коней около чабана. Никто из них не поздоровался со стариком. Старик вздохнул: “Приветствие — право Всевышнего”, и поздоровался с незнакомцами сам:

— Саламаоейкум, Божьи люди!

Старик ждал ответа, однако никто и не подумал ответить на его приветствие.

Хамза Мирза, тихонько постукивая по сапогу серебряной рукоятью плети, посмотрел в небо. Старик понял, что тот наблюдает за черными клубами дыма.

Принц заговорил почему-то тихим голосом.

— И не стыдно тебе своей бороды, еще и здороваешься?

Первые же слова, услышанные из уст пришельцев, сразу дали понять, что они за люди.

— Но приветствие — право Всевышнего…

На этот раз вместо принца, хитро посмотрев на старика, заговорил Гара сертип, причем, на лице его блуждала улыбка, которая говорила о том, что он заранее доволен своим ответом:

— А пускать клубы дыма — это тоже воля Божья, старик?

— Ну да, конечно… — поначалу растерялся старик, но очень скоро взял себя в руки. — Мальчишка, наверно, бегал и развел костер. Мой внучек учится пользоваться огнивом… Дети вообще любят играть с огнем.

— Огонь — это хорошо, старик. Кажется, туркмены говорят, что огонь священен? — нотки иронии в голосе Хамзы Мирзы перемежались со злостью.

Старик наконец понял, что этим двоим, сидящим в седлах людям, абсолютно чужды такие понятия, как жалость и сочувствие. И потому он попытался схитрить, хотя его улока была очевидна.

— Да этот негодяй и позавчера также развел костер…