От аэродрома до Ленинграда было не больше двенадцати километров, но ни разу не удалось Уленкову побывать в городе, и о том, как жили теперь ленинградцы, он знал только по чужим рассказам. Жизнь свою сейчас Уленков называл монастырской, и верно — посторонних людей сюда не допускали, эвакуировавшихся отправляли с других аэродромов; только в часы боевых полетов видел Уленков под дымными тучами знакомые очертания города.
Казалось, доносилось на аэродром настороженное глубокое дыхание Ленинграда, и Уленков мечтал о поездке в город. Много раз он собирался отпроситься у нового командира и поехать на попутной машине, но каждый раз поездка откладывалась…
Однажды утром, сидя в штабе полка, Уленков неожиданно узнал о предстоящем получении истребителей новой свияжениновской марки.
— Пригонят их к нам? — спросил Уленков у однорукого Сивкова.
— Едва ли, — ответил Сивков, поправляя пустой рукав. — Мне говорил командир, будто человек пять летчиков пошлют в тыл. Они там ознакомятся с машинами, а потом сами поведут их в Ленинград…
— Эх, и мне бы с ними слетать! — вздохнул Уленков. — Проветриться хочется, товарищ капитан.
— Дело возможное, — ответил Сивков. — Сейчас как раз жду звонка от командира. Он назовет мне фамилии летчиков, которые должны будут полететь.
— Я подожду, если не помешаю.
— Конечно, не помешаете.
Ждать пришлось недолго. Уленков с волнением прислушивался к разговору Сивкова с командиром.
— Записывайте фамилии, — сказал начальник штаба Уленкову.
Уленков торопливо начал записывать фамилии, которые называл Сивков.
— А я? — с волнением спросил он. — Почему меня не назвали, товарищ капитан?
— Я вам прочел то, что мне продиктовано, — ответил Сивков, отнимая трубку от уха.
— Значит, мне здесь оставаться?
— Хотите сами поговорить с командиром?
Уленков утвердительно кивнул головой. Сивков передал ему трубку.
— Товарищ майор, — закричал Уленков в телефон, — докладывает лейтенант Уленков. Разрешите к вам обратиться…
— Разрешаю, — отозвался в телефонную трубку знакомый хрипловатый голос заменяющего Быкова майора Острецова.
— Я попросил бы и меня включить в число летчиков, которые полетят за новыми машинами.
Командир ответил не сразу. Умоляющими глазами глядя на Сивкова, словно от того теперь зависело все, Уленков с волнением ждал решения Острецова.
— Нет, вас я отпустить не могу, — строго и, как показалось Уленкову, раздраженно ответил командир.
— Товарищ майор, — умоляюще сказал Уленков, — ведь я там на месте с машиной ознакомлюсь…
— Пригонят самолеты — и на нашем аэродроме ознакомитесь.
— Я же недолго буду в отсутствии.
— Что вы, лейтенант Уленков, — уже с явным раздражением ответил майор, — драться в небе устали, об отдыхе мечтаете?
— Я боя не боюсь, вы сами, товарищ майор, знаете.
— А раз так, то и нечего вам думать об отлете. Если время свободное есть — на гармошке играйте. У меня всё, — добавил командир уже без раздражения, с веселой усмешкой, еще больше огорчившей Уленкова. — А у вас?
— И у меня всё, товарищ майор, — вздохнув, ответил Уленков.
— А раз так — кладите трубку. Скоро я вернусь — тогда еще поговорим…
В тот же день, когда Уленков собирался на аэродром и надевал меховые унты, его вызвали в штаб, к секретарю партбюро, старшему политруку Привалову.
Привалов пришел в полк из пехотной части после тяжелого ранения и летное дело только начинал изучать теперь. Впрочем, летать старшему политруку самостоятельно не удалось бы после всех ранений, после операций и переливаний крови, продолжавшихся целых два месяца. Летчики с первого же дня полюбили Привалова: была у этого резкого, даже грубоватого человека хорошая прямота, и голова у него была светлая — все схватывал он, как говорится, на лету. За короткое время он сумел стать любимцем полка. Именно Привалов был первым из вновь пришедших в полк летчиков, у которого Уленков попросил рекомендацию в партию.
Привалов вызвал Уленкова, чтобы в последний раз проверить документы молодого летчика.
— Сегодня на партийном собрании будем вас принимать в партию, — сказал старший политрук, когда анкеты были подписаны и рекомендации проверены.
— А где будет собрание?
— На аэродроме, в землянке, куда ходим обедать.
— В котором часу?
— В шестнадцать часов.
Весь день ходил Уленков по снежному полю, а за час до назначенного времени был в землянке. Туда уже пришли коммунисты полка, пришел и майор Острецов. Откозырнув ему, Уленков смущенно отвернулся: казалось, будто майор еще сердится на него за недавнюю просьбу.
Читать дальше