Людо Зубек - Доктор Есениус

Так рассуждала Барбора, решившись отстаивать раз и навсегда заведенный в доме порядок. Но все же она вспомнила слова панн Марии: «Ты не можешь судить обо всем только со своей точки зрения. Вникни в положение Иоганна. Разве ты забыла, что он тебе однажды сказал? «Для меня неважно, что думают о моей работе современники и будут ли люди читать сразу же после моей смерти мои книги. Но я глубоко убежден, что через сто лет их оценят по достоинству и прочтут с тем интересом, какого они заслуживают». А если он так уверен в значительности своих исследовании, она не должна ему мешать, не должна отвлекать своими кухонными интересами.

Долго боролись в Барборе заботливая мать с доброй женой. Ей казалось, что интересы детей находятся в противоречии с интересами мужа. Но постепенно она уступила. Помогло то, что императорская казна несколько месяцев аккуратно выплачивала жалованье придворным служащим.

Пани Барбора обходилась жалованьем и перестала вспоминать о гороскопах.

Кеплер с головой погрузился в свою работу.

В ясные ночи он отправлялся в загородный дворец королевы Анны. Здесь, в большом зале верхнего этажа, император создал обсерваторию. Сюда он велел перенести все приборы, принадлежавшие Тихо Браге; некоторые из этих приборов — самые большие, не помещавшиеся в доме Браге, — были установлены здесь еще при жизни придворного астронома.

Каждый раз, когда Есениус дежурил ночью, они встречались с Кеплером на Граде.

— Жаль отвлекать вас от работы, — сказал однажды вечером Есениус Кеплеру, — но я с удовольствием пошел бы с вами в Бельведер. Я там еще не был. С покойным Браге мы не раз вместе наблюдали ночью небосвод. Только не знаю, не буду ли я вам в тягость…

— Как вы можете так говорить? — вспыхнул Кеплер. — Ведь вы знаете, как я ценю ваш интерес к моей работе. Я буду весьма рад, если вы отправитесь со мной. Хотя бы сегодня. Ночь ясная, и мы сможем беспрепятственно наблюдать звезды.

Есениус сообщил камердинеру, где он будет, и вместе с Кеплером отправился в королевский парк. С тех пор как он стал личным врачом императора, его только раз вызвали ночью к Рудольфу. Поэтому он имел все основания предполагать, что и эта ночь пройдет спокойно.

Полная луна озаряла парк серебристым светом. Глубокая тишина окутала все вокруг. Неподвижный воздух был насыщен запахом роз, кусты которых окаймляли дорожки, усыпанные золотистым песком. Справа и слева от дорожек искусной рукой садовника геометрическими фигурами — квадратами, кругами, полукружьями, звездами — были рассажены яркие цветы, среди которых выделялись прекраснейшие тюльпаны. Несколько лет назад их привезли из далекой Турции как подарок султана императору. Это были первые тюльпаны в Центральной Европе.

В таинственной темноте кустов вспыхивали огоньки светляков. Время от времени в воздухе проносились летучие мыши.

Откуда-то снизу, вероятно из города, слабо доносился лай собак.

Зеленоватая крыша замка в таинственном ночном освещении напоминала киль опрокинутого корабля, покоящегося на дне прозрачного водоема.

Тихий разговор и скрип песка под ногами были единственными звуками, которые, как круги на воде, расплывались вокруг идущих. Но вот замерли и эти звуки. Остался только один звук — шум фонтана.

Друзья молча остановились.

— Что это? — прошептал Есениус. — В Праге звонят? В такой поздний час?

Кеплер улыбнулся и, не говоря ни слова, схватил доктора за руку и подвел к фонтану.

— Поющий фонтан, — сказал он, глядя с улыбкой на удивленное лицо Есениуса.

— Так этой есть поющий фонтан? — воскликнул доктор и прислушался к прекрасной мелодии.

Он уже слышал о творении мастера Яроша, об этой диковине пражского императорского сада, но не представлял себе, как может петь фонтан, и, конечно, не знал мелодии этой песни.

Теперь он слышал ее собственными ушами.

К монотонному шуму воды присоединялся отдаленный, нежный звон. Казалось, что звонили все колокола пражских храмов, но звон их был приглушенный, порою замирающий, будто музыка, доносящаяся откуда-то издалека, чуть ли не с того света.

Очарованный Есениус с наслаждением слушал эту прелестную музыку, и радостное чувство наполняло его душу.

— Я начинаю верить в правдивость легенды о древнеегипетских башнях, которые начинали петь с восходом солнца. Однако неизвестно, можно ли сравнить их пение с пением этого фонтана.

До замка оставалось всего несколько шагов. Кеплер провел Есениуса внутрь и кликнул слугу, чтобы тот им посветил.