Кристиан Жак - Храм Миллионов Лет

Доки кинулся бежать.

Скульптор догнал его и, не дав ничего сказать, накинулся на него с кулаками.

От ран Доки скончался. Скульптор был обвинен в кровавом преступлении, подделке иероглифов, во взяточничестве и в лжесвидетельствовании и предстал перед судом. Его должны были теперь приговорить к смертной казни через самоубийство, либо к тяжелым работам на каторге в оазисе.

На следующий день после разыгравшейся кровавой драмы, на заходе солнца, Рамзес сам установил стелу надлежащим образом.

Итак, Храм Миллионов Лет — «Дом Рамзеса», был заложен.

— Ты подозревал, что Доки задумал преступление? — спросил Рамзес Небу.

— Такова человеческая природа, — ответил старик. — Очень редко можно встретить людей, которые бы были довольны своей судьбой и не завидовали бы другим. Как справедливо писали мудрецы: «Желание — это смертная болезнь и никакая медицина не может от нее вылечить.»

— Нужно назначить кого-либо на место Доки.

— Вы думали о Бакхене, Ваше Величество?

— Конечно.

— Я не буду возражать против вашего решения, но оно мне кажется преждевременным. Вы поручили Бакхену строительство Луксора и строительство Храма Миллионов Лет, и вы были абсолютно правы. Этот человек заслуживает вашего доверия. Но не обременяйте его непосильными обязанностями, не позволяйте ему разбрасываться на тысячи разных дел. Пройдет время, и он сам достигнет больших высот.

— Что ты предлагаешь?

— На место Доки назначьте старика, такого, как я, склонного к раздумьям. Тогда храм Амона в Карнаке не будет доставлять вам никаких забот.

— Выбери его сам. Ты уже ознакомился с планом «Дом Рамзеса»?

— Я прожил долгую, счастливую и спокойную жизнь, но я хотел бы еще дожить до того дня, когда будет закончен Храм Миллионов Лет.

— Кто знает свой срок, Небу?

— Мои кости ломит, Ваше Величество, глаза мои уже плохо видят, уши становятся глухими и я все больше и больше сплю. Кончина моя приближается, я это чувствую.

— Сто лет — это тот возраст, когда становятся мудрецами.

— Я всего лишь старый и больной человек. Почему я должен упрекать смерть за то, что она дала мне шанс, которым я пользуюсь, чтобы передать свою мудрость другим?

— У тебя еще острый ум. Если бы ты не отдал свою трость и кольцо помощнику, кто знает, что бы произошло?

— То, что должно было произойти, Ваше Величество, нас хранит Закон Маат.

Рамзес смотрел на огромную равнину, где будет возвышаться Храм Миллионов Лет.

— Я вижу грандиозную постройку, Небу. Это храм из гранита, базальта и песчаника. Его купола поднимаются в самое небо, его двери сделаны из золоченой бронзы. Деревья дают приятную тень, бассейны наполнены чистой водой, амбары до краев полны зерном, а в сокровищницах много золота, серебра, драгоценных камней и редких ваз.

Прекрасные статуи будут украшать двор и часовни, великолепная ограда будет надежно защищать все эти чудеса. На рассвете и на заходе мы вместе будем подниматься на террасу и любоваться вечностью, воплотившейся в камне. Три души будут всегда жить в нем: отец, мать и Нефертари.

— Вы забыли о четвертой, которая вообще-то первая — вы, Рамзес.

Нефертари подошла к Фараону, неся в руках саженец акации.

Рамзес осторожно посадил деревце, а Нефертари бережно полила его водой.

— Смотри на это дерево, Небу, оно будет расти вместе с моим храмом. Пусть боги сделают так, чтобы однажды я смог отдохнуть под его раскидистыми ветвями, забыв о бренном мире. Пусть именно в его листьях и стволе воплотится богиня Запада, прежде чем я усну навеки.

Моисей растянулся на своей кровати у смоковницы.

День был очень тяжелым. Около пятидесяти несчастных случаев в шахтах, два легких ранения на строительстве дворца, задержки с поставками подкрепления в третью казарму, тысячи бракованных кирпичей… Ничего удивительного: усталость и проблемы накапливались и уже давали о себе знать.

Тяжелые мысли снова и снова одолевали его. Конечно, строительство новой столицы сделало его счастливым, но возводить храмы в честь богов, которых проклял Сет, — не было ли это оскорблением для единого Бога? Возглавляя строительство Пи-Рамзеса, Моисей участвовал в прославлении Фараона, который увековечил древние культы.

В углу комнаты, возле окна, кто-то зашевелился.

— Кто это там?

— Друг.

Из темноты вышел худой человек с хищным лицом, он приблизился к мерцающему свету, который исходил от масляной лампы.

— Офир!