Ричард Хилдрет - Белый раб

Нет, ни с чем не сравнится то чувство восторга, которое я испытал, прижимая моего сына к груди! Но для него, для этого благородного и смелого юноши, радость встречи была омрачена: что значило для него найти отца, которого он даже не помнил, зная о нём только из рассказов матери, если в ту же минуту он узнал, в каком ужасном положении Элиза, подруга его детских игр, подруга его юности, его возлюбленная, его невеста!

Каким румянцем зарделись вдруг его щёки! Как его тёмные глаза — те же, что и у матери, но без их мягкой покорности, — засверкали огнём при одной мысли о том, что его любимая Элиза в опасности и в беде! Нам с большим трудом удалось его удержать, и то лишь тогда, когда мы уверили его, что у Колтера есть свои доверенные люди, которые сейчас караулят дом, так что, если Элизу будут куда-нибудь отправлять, нас сразу же об этом известят. Он сказал, что хорошо знает дом мистера Гилмора и ближайшие окрестности. Знал он и слуг в доме, так как ещё мальчиком он был любимцем чернокожей экономки Гилмора. Монтгомери твёрдо стоял на своём: сегодня же ночью он найдёт способ пробраться в дом Гилмора и спасти несчастную Элизу, чем бы это ни грозило ему самому.

Только теперь выяснилась вся глубина подлости мистера Грипа Кертиса и его достойного помощника Гилмора. Когда сын мой, за год до описываемых событий, уезжал из Нового Орлеана, собираясь уже самостоятельно устроиться в Нью-Йорке, ныне покойный мистер Джеймс Кертис на прощанье вручил ему запечатанный пакет. В приложенной к этому пакету записке говорилось, что пакет должен быть вскрыт в случае смерти мистера Джеймса Кертиса — тогда, когда суд будет утверждать его завещание, а в случае, если никакого завещания не окажется, — спустя тридцать дней после его смерти. Вряд ли мистер Джеймс Кертис в то время сомневался в порядочности своего брата или мистера Гилмора или мог подозревать их в намерении, сговорившись друг с другом, нарушить его последнюю волю и воспользоваться его имуществом. Эта мера предосторожности была принята просто на всякий случай.

Монтгомери вручил нам пакет нераспечатанным, и, вскрыв его, мы нашли в нём копию завещания, снабжённую всеми нужными подписями и заверенную как полагалось. Мистер Джеймс Кертис, как явствовало из этого документа, завещал Элизе, которую он признавал своей внебрачной дочерью и так прямо её и называл, одну четвёртую часть своего имущества, состоящего главным образом из домов, расположенных в Новом Орлеане, которые были оценены в двести тысяч долларов. Это и было всё, чем на основании луизианских законов мистер Кертис имел право распорядиться сам. Остальные три четверти по закону переходили в собственность его брата, которого, так же как и мистера Гилмора, завещатель назначил своим душеприказчиком. Однако бесчестный и подлый Грип Кертис не довольствовался доставшимся ему наследством; заручившись помощью Гилмора, он поставил себе целью не только лишить сироту, дочь покойного, её законной доли наследства, но и не дать ей возможности протестовать и жаловаться, обратив её самое в рабство и сделав наложницей Гилмора, который при дележе потребовал её как свою часть добычи.

В завещании говорилось, что мистер Кертис несколько раз пытался добиться согласия на освобождение Элизы приходского судьи и трёх четвертей присяжных, как того требовал закон (почтенные заседатели не подумали о том, что Элиза была его единственной дочерью и других детей у него не было — и одно это обстоятельство уже было достаточным основанием, чтобы её освободить). Вслед за этим Кертис заявлял, что отправил её для получения образования в Бостон с надеждой, намерением и желанием её освободить, и подтверждал, что в той мере, в какой её освобождение зависело от него, он всё для этого сделал. Но в случае, если закон не удовлетворит его просьбу и будет по-прежнему считать Элизу его собственностью и невольницей, обязанной на него работать до тех пор, пока она не достигнет тридцати лет, — в этом случае он завещает её Касси — женщине, которую уже много лет тому назад он отпустил на свободу и которая служила у него экономкой, и выражает уверенность в том, что если она до сих пор заменяла Элизе мать, то она будет проявлять материнскую заботу о ней и впредь.

Больше в завещании о Касси не упоминалось, а о Монтгомери говорилось только то, что он отпускается на свободу. Однако из отдельной записки, вложенной в пакет, явствовало, что мистер Кертис положил двадцать тысяч долларов в лондонский банк; эта сумма должна быть выплачена сыну Касси в случае его, Кертиса, смерти и предназначается Монтгомери и его матери; сделано это было, по-видимому, для того, чтобы обойти законы Луизианы, которые ограничивали права завещателя в тех случаях, когда после умершего остаются близкие родственники.