Даниил Мордовцев - За чьи грехи?

— Кажись бы, на земле, — неуверенно отвечала Марья Ильишна.

— Так, мамочка, — продолжала Софья, — ну, слушай: «вторая река Гедеон; егда изыдет из рая, нарицается Нил; третия Тигр; четвертая Ефрат».

— Так, так, милая, — задумчиво соглашалась царица.

— Как же, мамочка, в рай попасть? можно? — приставала неугомонная девочка.

— Нет, нельзя, милая: вить Бог Адама и Еву изгнал из раю.

— Так что ж, мама! Он согрешил — яблочко съел, а мы не ели.

Царица невольно рассмеялась.

— Дурочка еще ты — вот что.

— Нет, мама, а ты слушай, — настаивала Софья, — тут пишется, что до рая человеку сущу во плоти пойти невозможно…

— Видишь? — перебила ее Марья Ильишна.

— Нет, а ты слушай — понеже, — говорит, — облежат рай великие горы и чащи лесные; подле оных лесов великие поля, широты и долготы презельные, и на тех полях много превеликих драконов и иных лесных зверей; потом начнется ближе всех к тем местам край земли — Индия земля и великая река Индус, яже течет из горы Кауказосы и течет в Чермное море. В тое землю трудно дойти человеку, понеже на единой половине в Вендейское море течет река превеликая Индус, и прилежит ко границе великое море, яко невозможно по нем прейти в четыре лета»… Так как же, мамочка, — волновалась Софья, — коли невозможно в четыре лета перейти сие поле, то в пять можно? Говори же, мама, можно?

За этим горячим разговором застал их Алексей Михайлович.

— Чего Софья-ту из себя выходит? — спросил царь.

— Да все вот рай хочет найти, — улыбнулась государыня.

— Рай? — обратился Алексей Михайлович к дочери. — Уж и ты не хочешь ли по Воиновым следам идти?

— По каким Воиновым следам, батюшка царь? — удивилась Софья.

— А сынка Афанасьева Ордина-Нащокина.

— А что, батюшка? — встрепенулась царевна.

Она знала, что Воин пропал без вести. Она знала этого Воина, красивого молодца, часто его видела и во дворце, и в церкви, и была к нему, по-своему, конечно, по-детски, очень неравнодушна. А потому она очень покраснела, когда отец упомянул его имя.

— Что ж Воин? — не глядя на отца, переспросила она. — Вить его давно нет на свете.

— Нет, дочушка, здравствует, и так же, как ты вот, дорогу в рай отыскивает, — серьезно отвечал Алексей Михайлович.

И царица, и царевна посмотрели на него в недоумении.

— Ты шутишь, государь? — спросила первая.

— Не до шуток мне, матушка-царица, — грустно отвечал царь. — Я пришел к тебе об этом именно и посоветовать. Воин отыскался, жив и невредим.

— Ах, батюшка! — невольно воскликнула Софья.

— Подлинно говорю — жив, — продолжал Алексей Михайлович, — и ноне во граде Веницее обретается. Отай ушел он из московского государства, беженцем, как блудный сын [34] Блудный сын — широко известная евангельская притча о сыне, покинувшем дом отца, а затем испытавшем много бедствий и вернувшемся (Лука, гл. 15). Здесь имеется в виду стихотворная «Комедия притчи о блуднем сыне» Симеона Полоцкого, вошедшая в его рукописный сборник «Рифмологион» и изданная в 1685 г. Предполагают, что одним из побудительных мотивов к написанию пьесы была история бегства Воина Ордина-Нащокина. , и своим воровством отца убил: Афанасий, узнав про воровство сынка, зело занемог. Да и каково отцу, и то надо сказать. Всю ночь, ноне, говорят, Афанасий-ту огнем горел и метался: «Как я, говорит, теперь великому государю на очи покажусь?» Смерти бедный старик просит.

— Ах, он, горемычный! — соболезновала царица.

— И мне его жаль, ах, как жаль! — повторял Алексей Михайлович. — А как поправить дело? Что делать — я и ума не приложу.

Царица задумалась. Все молчали. Софья тихо ласкалась к отцу и вопросительно глядела в его задумчивые глаза.

— Как ни как, а старика надоть пожалеть, — сказала Марья Ильишна: верный старик, царства твоего и твоего государского покоя рачитель — его поберечь надоть, утешить.

— И я так думаю, Маша, — согласился «тишайший».

— А с сынком — расправа после, — пояснила царица.

— А что Воину будет, батюшка? — тревожно спрашивала отца Софья.

Она была девочка умная, всегда любила быть с большими, и потому она многое знала, что говорилось и делалось при дворе: оттого, может быть, она и вышла из роду вон — стала небывалым явлением среди женщин XVII века.

Алексей Михайлович не отвечал на ее вопрос, а только погладил ее головку.

— Ты права, Маша, — повторил он, — утешим старика, и понеже, ни мало не помедля: я напишу ему сам, успокою его. А то долго ли до греха! Помрет старик с печали и со страху. Пойду — напишу.