Аркадий Савеличев - Савва Морозов - Смерть во спасение

— В долг мне поверите, Владимир Иванович?

Лестно было в ответ посмеяться:

— Ну, ваша фирма, Савва Тимофеевич, любой кредит выдержит!

Сейчас речь шла не о красненьком кредите. Молчали театралы, а ведь он‑то знал: новый театр задумывают, гнилой «Эрмитаж» осточертел. Но где взять денег? Сколько бы билетов ни рассовывал по друзьям-знакомым Владимир Иванович — на такую стройку не собрать. Артисты живут впроголодь, хоть и хорохорятся. Меценаты? Хорошее слово, не более. Уж на что таровата вдова Варвара Алексеевна, тверская владелица и тоже Морозова из ветви Абрамовичей, — и та отказала, мол, трудные времена настали. Другие по тысяче, по две отщипнули — только театры и строить!

Савва Тимофеевич пока помалкивал, но дальше этих тыщонок смотрел:

— Значит, паевое товарищество? Что ж, с меня десять тысяч. В придачу еще кое‑что будет. На ходьбе‑то легко думается. Не устали ножки‑то?

— Ну, под такие деньги! — хохотнул Немирович.

— Мы ведь тоже купецкой крови, терпеливы, — Станиславский дернул усом.

Свернули они меж тем с Петровки в Кузнецкий переулок, пересекли Большую Дмитровку, постоянно отмахиваясь от лихачей. Гусар какой‑то, в угоду своей даме, чуть не сбил прибеднившихся пешеходов — лихо подвернул под яркую вывеску: «Кабаре-буфф ОМОН». Осанистый швейцар заранее распахнул двери перед офицериком-выпендрюгой. Коль показать себя надумал, чего же.

Друзья заулыбались:

— Са-авва Тимофеевич! Куда вы нас ведете?

— Не ужинать ли в этом вертепе?

— Думаю, поужинаем у меня на Спиридоньевке. А тут давайте‑ка вокруг домишка походим.

— По шеям охранники не дадут? — развел плечи Немирович, как бы готовясь к схватке.

— Домишко‑то жмоту — армянину Лианозову принадлежит, — напомнил Станиславский.

— Ну, это сегодня, а завтра? Мосье Омон собирается прикрыть злачное заведение, сбежать с вырученными денежками, пока дело до Сибири не дошло. Вот я и думаю: почему бы купцу Морозову не сторговаться с купчиной Лианозовым?

— Помилуйте, Савва Тимофеевич!

— Одно дело — кабаре, другое — театр?

— Да, перестройка солидная. Но стены‑то крепкие, не чета «Эрмитажу». Архитектура? Думаю, опять же Франц Осипович поможет.

— Шехтель?

— Нынешняя знаменитость?

— Знаменитым его сделал мой домишко на Спиридоньевке, а Франц Осипович добро помнит. Не осрамится и с театром. Надо иметь в виду: он театрал завзятый.

— Видывали, видывали мы и в нашем театре его.

— Он и сегодня был, скромно так, в уголочке.

— То‑то я его не приметил!

Разговор все более походил на купеческий торг, если иметь в виду, что и Немирович был деловым человеком.

— Гм, знаменитость.

— Знаменито и платить надо!

— Это уж мое дело, други. Авось, поднимем как‑нибудь. Что толковать всухую! Извозчик!

Пока очередной ухарь-кучер осаживал да разворачивал рысака, Савва Тимофеевич подошел к дверям, с наигранным почтением поклонился. Швейцар снял картуз с золоченым околышком, больше напоминавший театральный кивер.

— Как поживаешь, Митрич? Добра тебе!

— И вам, Савва Тимофеевич. Спасибо за чаек, — вторично сдернул он картуз, принимая чаевые.

В кабаре было самое веселье. Подкатывали не только на одиночных, но и парных рысаках. Ванек здесь не водилось.

Кучер рванул сразу в карьер.

— Не гони. Лошадь на овес уже, поди, заработала, — по-хозяйски определил Савва Тимофеевич.

Он любил рысаков, обычно сам и правил, без кучера. Разве уж когда с устатку, после какого‑нибудь такого кабаре. Тогда если уж и в одиночку приезжал, так по телефону вызывал своего Матюшку. Ребра‑то ломать по таким мостовым не хотелось. Мостовые. будь они неладны, даже в центре! Его занесло лбом вначале на Костеньку, потом и на Володеньку.

— Кажется, потыкались, господа-компаньоны? Пора на дружество переходить. С Костенькой‑то мы с детских лет, а вот с тобой, Владимир Иванович?

— Да и со мной изволь так, Савва Тимофеевич.

Парадные двери черногорец с кинжалом на обе половины распахнул. Хозяин входил в обнимку с двумя друзьями.

Театральные хлопоты закружили и завертели фабриканта Морозова. Гости! Бесконечные гости. Сейчас уже не трое, а четверо, ибо от четвертого‑то все и зависело. Четвертый — он же Шехтель Франц Осипович, которому фортуна долго не фартила, даже на простые заказы. По образованию‑то он был художник, в свое время учился вместе с Левитаном и умершим от скоротечной чахотки Александром Чеховым, братом Антона Павловича. Да вот поди же ты, расчетливый немец совсем нерасчетливо, как говорили, в архитектуру бросился. А настоящие архитекторы, оберегая свой доходный цех, его на пушечный выстрел не подпускали. Заказчики? Кто отдаст свои денежки никому не известному специалисту?