Делать нечего, приходилось пить. Или делать вид, что пьет. Савва не был брезглив и даже знал, что лягушки в самом деле охлаждают и воду, и молоко, но как ему хотелось сейчас ключевой клязьминской водицы!
Слава богу, толпа, согнанная нукерами на площадь, нукерами же и была разогнана. Эмир, поддерживаемый под локти, собрался уходить во внутренние покои. Поднялся и Савва, с облегчением.
— Я не задерживаю тебя, князь, — бросил эмир на прощанье фразу — верх вежливости! — которую привез явно от петербургского двора. — О хлопке поговорим потом. да благословит нас Аллах!
Савва с удовольствием спустился в прохладу сада. Там били фонтаны, где‑то в глубине его слышался женский смех, но ему было не до женщин. Да и не прельщало повторить судьбу несчастного юноши.
Вот так каждый день, целую уже неделю. Хитрый азиат кормит его лягушками, казнями, обещаниями подарить полгарема, а как доходит до дела, обиженно качает головой: ай-ай- ай, мол, князь, куда спешить?
Французы и англичане с удовольствием подзуживают его, тихонько оговаривают русского купчину, не зная, что он прекрасно понимает их речи. А планы у Саввы были большие: устроить хлопковые плантации, наладить здесь первичную обработку, чтобы не везти через всю Россию здешнее дерьмо. Надежды на великого князя, у которого он на корню скупил весь хлопок, были призрачные. Не царское это, не романовское дело — азиатский хлопок выращивать. Пошумит, почитает под рюмочку стишата своего взбалмошного батюшки, да на том дело и кончится. Без взаимной выгоды не бывает удачных сделок. Следовало что‑то предпринять. Против кого? Разумеется, против болтливых французов. А еще лучше — против хладнокровных англичан, которые спят и видят, как взбунтовать эмира против русских и самим из Афгана выйти к Аму-Дарье.
У них даже свой клуб был, в котором они пили виски, разбавляя здешней вонючей водой. И как же удивились англичане, как вытаращили глаза французы, когда русский купец, одетый по вечернему во фрак, вдруг зашел к ним, без всякого приглашения присел к столу и на отличном английском, потом и на французском перевел с русского единую фразу:
— Чтоб в двадцать четыре часа. во гроб, в печенки и в душу вашу мать!.. Чтобы ни единой вашей вонючей сраки не было! Не заставляйте меня, сэры и месье, повторить это нашему консулу. А особенно командиру экспедиционного корпуса генералу Ивановскому, — совсем спокойно добавил и откланялся: — Честь имею!
Надо было видеть, какая тишина установилась в клубе. Надо было слышать восторженный русский шепоток от столика, стоящего у двери:
— Не убегайте слишком быстро, Савва Тимофеевич.
Он вышел в темную и душную азиатскую ночь и закурил. Его тотчас же нагнал какой‑то полуазиат, в халате и чалме, скуластый и темнолицый, но с неистребимой насмешкой в глазах:
— Славно вы их отделали!
Савва людям, говорившим с петербургской, ученой суховатостью, и раньше не особо доверял, а уж здесь‑то!
— Что вам угодно?
— Угодно поблагодарить вас за поддержку. Я целую неделю наблюдаю за вами и пришел к выводу: я мог бы взять вас с собой в разведку!
— К чему мне это? Да, кажись, и войны никакой нет.
— Война со времен генерала Скобелева так и не прекращалась. Иначе чего бы русскому офицеру трясти азиатским халатом? — скуласто, лукаво ощерился он, отрясая полосатые полы своей одежки. — Капитан Корнилов, офицер Генерального штаба! Без риска открываюсь вам, Савва Тимофеевич.
— Вот как! — смягчил Савва слишком уж недовольный голос. — У меня что ни встреча, то курьез какой‑нибудь. То придурковатый великий князь Николай Константинович, то хитрожопый здешний эмир, то вот вы.
— ряженый? — Корнилов хорошо смеялся.
— Да, ряженый. Но к чему это?
— Все к тому же, к азиатскому облику. Я завтра уйду в Черные горы, всего с несколькими туркменскими джигитами. В Афгане вовсю орудуют англичане, пробуют на крепость и наши новые границы. Надо и их на зубок опробовать. Не обижайтесь, большего я вам не скажу. Если живым вернусь, авось, и встретимся. А? Нельзя, чтобы меня видели в обществе русского. Прощайте!
— До свиданья, надеюсь, — послал ему вслед Савва, и сам отходя в темные кусты.
Французы суетливо вываливались из клуба, гордо покидали свой насиженный дом англичане. Ага, припекло русское словцо!
Савва окольным путем вернулся в боковой придел дворца, где ему были отведены прохладные и в общем‑то удобные покои.
Но лечь вовремя не удалось. Знакомый евнух пожаловал, морща бесчувственное, опием прокуренное лицо. Русского он не знал, знаками пригласил за собой. Евнух — значит, в гарем?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу