Вальтер Скотт - Обручённая

— Сэр рыцарь, — ответил Флэммок, — я рад, что вы доверились простому ремесленнику. Что до валлийцев, то ведь я родом из земли, за которую нам с ранних лет приходится бороться с морем. А тем, кто умеет справляться с бурными волнами, не страшна и ярость дикарей. Дочь ваша будет мне столь же дорога, как моя собственная. Так что будьте спокойны за нее, идя на бой. А еще лучше и мудрее было бы запереть ворота, опустить решетки, поднять мост, выставить на стенах ваших лучников и моих людей с арбалетами и показать негодяям, что вы не столь безумны, как они полагают.

— Это невозможно, добрый человек, — сказал рыцарь. — Но я слышу голос мой дочери, — добавил он поспешно. — Я не хочу видеть ее, чтобы тотчас расстаться. Да хранит тебя Небо, честный фламандец. За мной, Деннис Морольт!

Старый кастелян торопливо спустился с южной башни; Эвелина подымалась в это время на восточную, чтобы еще раз проститься с отцом. Ее сопровождали Альдрованд, капеллан отца, старый немощный егерь, отслуживший свое на охоте, а теперь присматривающий на псарне за любимыми собаками господина, и Роза Флэммок, дочь Уилкина, голубоглазая, пухленькая фламандка, которую с некоторых пор приставили к знатной норманнской девице в качестве то ли смиренной подруги, то ли доверенной служанки.

Эвелина, взбежав на стену замка с распущенными волосами и лицом, залитым слезами, взволнованно спросила фламандца, где ее отец.

Флэммок отвесил ей неуклюжий поклон и хотел ответить, но голос ему не повиновался. Он бесцеремонно отвернулся от Эвелины и, не слушая тревожных расспросов егеря и капеллана, сказал своей дочери на родном языке:

— Безумство! Чистое безумство! Ты уж позаботься о бедной девушке, Розхен. Der alter Herr ist verriickt [4] Старый господин обезумел (нем.). .

He сказав больше ничего, он спустился вниз и поспешил в кладовую. Там он стал громовым голосом звать хозяина этих мест, называя его «каммерер», «келлер-мастер» и тому подобными званиями, на которые старый норманн Рейнольд, разумеется, не откликался, пока фламандец не вспомнил наконец его англо-норманнское звание «дворецкий». Только это звание и открыло двери кладовой. Старик тотчас явился — в своем сером кафтане, в рейтузах и с увесистой связкой ключей, подвешенной на серебряной цепочке к широкому кожаному поясу. Так как время было тревожное, он счел нужным пристегнуть к поясу с другого боку огромную саблю, казавшуюся чересчур тяжелой для его старческих рук.

— Что тебе, Флэммок? — спросил он. — А вернее, каковы будут твои приказания, раз мой господин велел им повиноваться.

— Всего лишь кубок вина, добрый господин келлер-мастер, то бишь дворецкий.

— Рад, что ты помнишь мое звание, — заметил Рейнольд с досадой доверенного слуги, полагающего, что повиноваться чужаку ему все же не пристало.

— Бокал рейнского, уж будь так добр, — сказал фламандец, — ибо на сердце у меня печаль, и вино мне надобно самое лучшее.

— Будет тебе лучшее вино, — пообещал Рейнольд, — если оно придаст тебе отваги, которой тебе, может быть, не хватает.

Он спустился в потайной погреб, вверенный его хранению, и принес серебряный сосуд, вмещавший, должно быть, кварту.

— Вот вино, какое тебе редко доводилось пробовать. — И он приготовился отлить оттуда в кубок.

— Нет уж, давай всю бутыль, друг Рейнольд. Перед важным делом я люблю выпить, — объявил Уилкин.

Взяв в руки серебряный сосуд, он сперва отпил глоток, как бы пробуя крепость и аромат напитка. Видимо, довольный, он одобрительно кивнул дворецкому и, снова поднеся сосуд ко рту, стал медленно наклонять его, пока дно бутыли не оказалось параллельным потолку; при этом он не давал ни одной капле пролиться мимо.

— Да, вкус тут есть, господин келлер-мастер, — признал он, медленно переводя дух. — Но, да простит тебя Бог, если ты полагаешь, будто это вино лучшее из всего, что мне доводилось пить. Плохо же ты знаешь погреба Гента и Ипра!

— И знать их не желаю! — проворчал Рейнольд. — Благородные норманны предпочитают выдержанные вина Гаскони и Франции, бодрящие и легкие, всей кислятине Рейна и Неккара.

— Дело вкуса, — возразил фламандец. — Но скажи, много ли этого вина у тебя в погребе?

— Оно как будто тебе не понравилось? Ты ведь очень разборчив, — язвительно отозвался Рейнольд.

— Нет, нет, друг мой, — успокоил его Уилкин. — Ведь я признал, что вкус в нем есть. Может, мне и доводилось пить кое-что получше, но хорошо и это, если другого не достать. Итак, много ли его у тебя?