Федор Зарин-Несвицкий - Тайна поповского сына

Скот разбежался во все стороны, а крестьяне бросились к своим избам.

Сам Брант, немного одумавшись, понял это. Своевременное заступничество молодого Астафьева действительно остановило излишнее кровопролитие. Но все же Брант был возмущен вмешательством младшего офицера.

— Я на вас буду жаловаться, — сурово сказал он. — Я завтра же посылаю эштафет его светлости для персонального доклада государыне-императрице. Вы мешаете исполнять долг и высочайший приказ.

— А я тоже доложу, как вы душегубством исполняете повеления императрицы, — ответил Астафьев, хотя в душе подумал, что дело очень плохо и неизвестно, удастся ли ему благополучно выпутаться.

Тем временем Сеня, убедившись, что никакая опасность не грозит его благодетелю, бросился на помощь другим.

У Кочкарева в глазах стояли слезы при виде того, во что обращалась богатая и цветущая деревня.

Хлебные амбары пылали. Это было уже разоренье.

«И что взяли, — думал он, переводя с ненавистью глаза на немца. — Кровопийцы. — Сердце его закипало. — Так бы и задушил своими руками».

Опустив голову, злой и недовольный, Брант направился вон из деревни, потому что становилось жарко.

— Но это бунт, — обратился он к Кочкареву, — я буду жаловаться.

— Вы сами виноваты, — возразил Артемий Никитич.

— Я еще вернусь сюда, — свирепо проговорил Брант, — у меня команды недостаточно. Я их всех на правеж, в батоги.

Брантом овладевало мало-помалу бешенство. Но он ничего не мог поделать. Начавшаяся свалка из-за скота сама собой прекратилась, когда вспыхнул такой страшный пожар. Мужики разбежались к своим избам. Часть солдат помогала им, часть ловила разбежавшийся, испуганный скот и выводила его за околицу.

Сражаться Бранту было не с кем.

Он отлично это понимал, но вместе с тем не хотел и оставить «бунтовщиков» без наказания.

Тем временем Астафьев с Повалишиным распоряжались на пожарище, и Сеня деятельно им помогал.

А пожар все бушевал, далеко и широко озаряя кровавым заревом небо.

И не в одной деревне, видя это зарево, люди крестились и говорили друг другу:

— Господи, сохрани и помилуй, ужли опять басурманы немецкие пришли?

Весть о сожжении Брантом Артемьевки за неплате, подушных денег и о бунте крестьян мгновенно распространилась по всему округу. Артемьевка была слишком большой деревней, а Кочкарев был богат и знатен.

Приехал и Кузовин навестить Кочкарева.

— Воистину положи меня, — воскликнул старый стольник, слушая о несчастье, разразившемся над Кочкаревым, — что делают, что делают эти черти заморские!..

Артемьевка превратилась в груду обгорелых развалин.

Кочкарев был бессилен облегчить горе погорельцев.

Не мог он и защитить их.

А между тем немец не шутя грозил прийти с наказаньем.

Напуганные, нищие крестьяне разбегались в разные стороны, по чужим деревням, селам и городам, некоторые бродяжничали по лесам.

И только немногие, старые, больные или обремененные большими семьями, состоявшими из малолетних детей, оставались на старом пепелище.

Марья Ивановна приказала кормить их на барском дворе, отдала, что могла, холста, сукон, Артемий Никитич отпустил строительных материалов.

Поспешил приехать и старик Астафьев. Рассказывая ему о пожаре, Кочкарев не мог удержаться от восторженных похвал мужеству и энергии Павлуши. Настенька слушала слова отца с пылающим лицом.

Кузовин и Астафьев были в большой тревоге.

Со дня на день они ждали к себе таких же «экзекуций».

— Никогда, никогда не было того на Руси, — печально качая головой, говорил Алексей Тимофеевич Астафьев.

— Отдали, отдали ее, матушку, басурманам, — подхватил старый стольник. — Воистину положи меня! Всегда говорил я, что никакого проку не будет от этих заморских чертей. Я так еще и Петру Алексеевичу говорил. Губишь-де ты Русь-матушку, смотри, не мы, так дети наши наплачутся. Не любил царь речей таких, гневен был. Ан, по-моему и вышло.

Кочкарев слушал эти разговоры, грустно опустив голову. Тяжело было у него на сердце.

Артемьевка была его лучшая, самая богатая деревня. Сожгут и остальные, разорят, по миру пустят, а то еще и в острог посадят…

Не в лучшем положении были Астафьев и Кузовин.

Они были значительно беднее Кочкарева, особенно Кузовин, по крайней мере, он вечно жаловался на свою бедность.

И «экзекуции» должны были вконец разорить их.

Во время их грустной беседы приехал встревоженный воевода, Терентий Терентьевич.