Федор Зарин-Несвицкий - Скопин-Шуйский

— Царь-государь, — сказал он взволнованным голосом, — я верно держал крестное целование тому, кто в Польше назвался Димитрием. Точно ли он Димитрий или нет — я не мог этого знать, не видал его я прежде. Я ему верно послужил, но он меня покинул. Я теперь в твоей власти. Если тебе угодно убить меня, вот моя сабля, убей! А если ты помилуешь меня, я тебе служить буду верно, так, как до сих пор служил тому, кто меня оставил.

На смелом лице Болотникова отразилось глубокое искреннее чувство. Сам царь был тронут.

— Встань, — ласково произнес он, — ты будешь жить, я обещал.

Болотников встал, глаза его сияли.

— Я твой, великий государь! Я твой, — неожиданно прибавил он, — твой, князь Михаил Васильевич! — и он низко, почти до земли склонился перед Скопиным.

Глаза царя подозрительно сверкнули, и он отвернулся. Князь Телятевский гордо и смело подошел к царю и, поцеловав его руку, произнес:

— Здрав буди, великий государь, — и с этими словами, как будто он всегда был верен Василию, прошел в толпу бояр.

Царь смущенно улыбнулся, но ничего не нашелся сказать. А Телятевский спокойно и непринужденно здоровался со старыми знакомыми.

Легкая краска показалась на лице Михаила Васильевича, и Телятевский, с улыбкой направлявшийся к нему, вдруг, не дойдя, круто повернулся, встретив презрительный взгляд молодого победителя. И вместе с тем он заметил, что тот же князь ласково и ободряюще смотрит на бывшего великого царского гетмана.

По изволению царя «черная хоругвь» со Свежинским во главе была отпущена на Польшу, к ней присоединился и Темрюков.

Давно не видела Москва такого торжества, как во время въезда царя Василия после победоносного похода на мятежников. Две тысячи богато одетых всадников сопровождали его обитую красным бархатом колымагу, запряженную белыми конями. Звонили все московские колокола, стреляли из пушек. Толпы народа теснились по пути царского поезда и восторженными криками приветствовали царя и юного победителя Скопина, ехавшего по правую руку от царя верхом. Народ теснился к нему, целовал его золоченые стремена, благословлял его.

Царю казалось, что все смуты кончены, что на Руси настанет мир и тишина. Но не так думал Скопин, едва обращая внимание на восторженные приветствия народа. Близка буря. Димитрий явился наконец, и Михаил Васильевич удивлялся беспечности всегда предусмотрительного и осторожного дяди.

Но молодость брала свое, и, стряхивая с себя черные мысли, юный князь мечтал о любимой невесте. Пусть дальше стелется новый трудный путь, а теперь хоть недолго, да он будет счастлив так, как может быть счастлив человек! И дядя его царь, тоже чувствуя себя тверже на престоле, мечтал о юной и нежной Екатерине Буйносовой.

Долго пировала Москва. Пиры следовали за пирами, свадьба за свадьбой. Торжественно обвенчался царь, потом Скопин, женился и Ощера. Ни бунта, ни шума не было в Москве. Царь распустил измученное долгими походами войско. И в странном ослеплении, не чуя начинающейся грозы, успокоилась Москва со своим царем.

Когда царь распустил войско, уехал и Ощера с молодой женой и матерью в свою небольшую суздальскую деревеньку. Там было тихо и спокойно, а Северская земля все более и более волновалась снова. Поехала с ними и Ульяна, вышедшая за Сороку, ее мать и Ивашка Безродный.

Старая боярыня часто плакала и молилась о погибшей душе приемного сына. Видя счастье Сени и Ксеши, она от души простила ему причиненное им зло. С грустью вспоминали его и молодые. Нередко Семен вспоминал и Ваню Калугина, он рассказал его несчастную историю жене, и молодая женщина глубоко жалела его. Но это были лишь мимолетные тени на их счастье. Больше страшило женщин будущее. Но Ощера уверенно смотрел вперед и успокаивал их, говоря, что князь Михаил Васильевич замирит землю.

В их доме считался святыней подарок князя, драгоценный кубок, тот самый, от которого отказался Ощера в страшную ночь убийства царя Димитрия.

Но надвигались грустные события. Хотя деревенька Ощеры лежала в стороне от большой дороги, но в последнее время в нее все чаще и чаще заезжали проездом в Ярославль, где была заключена Марина, и московские гонцы с какими-то поручениями, и просто какие-то неведомые люди. Они приносили смутные слухи о царе Димитрии, о походе царских войск, о многих тысячах поляков с ним вместе. Теперь уже почти каждый день приносил новые вести. Города за городами сдавались новому Димитрию, какой-то поляк сообщил, что царское войско уничтожено, что Димитрий приближается к Москве…