Владимир Плотников - Степан Бердыш

Мурат, красивый коренастый крымец, упря маленькие кулаки в подвижные, приплясывающие ноги, взглядов и намерений не выдавал. Лишь кивал учтиво: в струю сладкоречному мирзе.

Ак пытливо помолчал и тихонько завернул речь насчёт будущности царевича. Назвав Гиреича достойным престола чингисидов, седой лис отметил, что ныне положение Мурата непрочное и мало льстит громкому титулу.

В ответ нестарый крымский лис взволнил плечи. Это могло означать: «Что тут поделаешь?», либо: «С чего взял? Невдомёк мне»…

На помощь Аку пришёл Кечю:

— Царевич, а подумал ли ты, каково придётся тебе на ханском троне? Вспомни, чем сильны были владетельные ханы? Слабостью русского медведя! А что теперь видим? Воздвигли неверные крепости на Самаре, Уфе, в прочих местах, оборонили свои ранее беззащитные рубежи на юге.

Мурат упорно ваял недоумение:

— Так где же тут беда? Разве не лучше для меня и для всех верных Москве приятелей, чтоб её границы укрепились, а с ними росло и могущество нашего общего покровителя?

Кечю прикусил язык. Не стерпел, однако, Иштору:

— А вот не все бии так же мыслят, — вскричал гневно, — наш славный повелитель Урус иное речёт: не должно быть и не быть тем городам на Волге и Уфе.

— Не всё, что хочешь, можешь, — лукаво заметил царевич.

— Не всё, что хочет один слабый, — вставил Ак и скоренько поправился, — один не слишком сильный. А то, чего жаждут многие слабые, если возьмутся за одну палицу, станет законом для одного, пускай он и силач.

— В том и дело, все чтоб захотели, — уклонился Мурат. — А палицы одной на всех не хватит, да и бить не с руки.

Щекотливый намёк понял даже Иштору. Помолчав, он отчеканил:

— А мы не согласны с тобой, — и припоздало смягчил, — не все.

— Это, я полагаю, плохо. Я так давно оценил благодеяния русского царя. И вам советую то же. Поверьте, то не красивые слова и не для уха воеводы сказаны. Это плод моих долгих дум и искреннее пожелание всем, кто дурно расположен к московскому великому государю. Оставьте дурости и прибегните к его доброте. Тогда вкусите и милостей…

Многое поняв из этих слов, послы почтительно раскланялись. Но бурный нравом и много претерпевший от казаков Акбердий снова не сдержался:

— Досадно слышать, потомок великих владык, что могущественный хан довольствуется скромной норкой в малом муравейнике чужого глупого царя, не столь давно бывшего данником его предков! Куда достойней пример другого потомка великого Джучи — Кучума — или зятя твоего Шамкала… В ненависти к поганым неверным престарелый Кучум не смирился, не простил своих обидчиков и воюет без устали. А если придёт он в Ногаи, найдётся порядочно улусов, что встанут под бунчук сибирского царя. Так не мудрее ль поспешать ещё более великолепному, молодому и предприимчивому воителю, дабы, вовремя заняв достойное место вождя, увлечь за собой послушные орды на притеснителей наших законных владений, прав и славы?!

— Эх, и витийна речь твоя, Акбердий! Право, не знаю, о каком таком предводителе великом? Уж не о брате ли моём Сейдете? Так он сам в Ногаях два года кочует. А если о терском князе, Шамкале, то его вольности скоро конец положат, — уравновешенно и безмятежно лил дробь свинцовую Мурат; Акбердий мрачно уткнулся в ковёр. — А что негодного Кучума помянули, так мне плевать в него противно. Ярее волчищи голодного рыщет, безумствует слепой дуралей. С кем воевать взялся?! Ему ль со своими шкурниками против руса собачиться, когда всю его орду одним приступом казачьего полка опрокинули? Неисчислимы вины Кучума. Но неизмеримо и милосердие царя Фёдора. Бил бы Кучум челом, глядишь, и простилось бы. А я б на себя заботу взял перед высоким другом и покровителем — замолвить слово о мятежнике…

— Так ему грехи царь и отпустит, — ядовито процедил Акбердий.

— …нет, чтоб не гневить великого царя, а прислать через меня в заклад своего племянника иль Ильмурзина… — как бы не замечая возражений, склонял Мурат-Гирей.

— Что — племянника?! — в сердцах крикнул Кечю. — Что — племянника? Родную сестру, даже двух сестёр Уруса побили русские!

— Клевета. — Мурат был само спокойствие.

— Правда! — загрохотал Иштору. — Поверь мне, царевич! Сам в бою был, когда казаки сестру Уруса порубили. А кто казаками верховодит? Известно, кто: воевода астраханский. А ныне и поближе направитель отыскался — самарский Засекин-князь… — горячась, батыр припал на колено, подался к царевичу. Сжал могучей рукою сосуд с благовониями…