Михаил Каратеев - Русь и Орда

Усадьба князя Семена оказалась не в Кремле, где сначала искал ее Михаил, а в верхней части Великого Посада [559] Позднейший Китай-город. , возле монастыря Николы Старого. Обширные, но уже почерневшие от времени хоромы с резным крыльцом и с теремом наверху, стояли в передней части огромного, с добрую десятину, двора, обнесенного бревенчатым тыном высотой в полторы сажени. Сзади и с боков виднелось такое множество всевозможных служебных построек — людских, амбаров, овинов, клетей, сараев, конюшен и еще невесть чего, что все это более походило на небольшой укрепленный городок, чем на столичную усадьбу.

Полчаса спустя гость и хозяин уже сидели в темноватой, но богато убранной трапезной за ендовой крепкого меду.

— Стало быть и ты здесь, — говорил князь Семен, который был лет на десять старше своего собеседника. — Ну что ж, это добро. Чай, не пожалеешь, что приехал. Не жалею и я. Уделов своих нам все равно больше не видать, а жить тут вольнее и краше, чем на Литве. Никто ни в дела твои, ни в душу не лезет, а за службу государь Василей Дмитриевич жалует щедро.

— Обскажи, Семен Романович, будь ласков, как он вас принял и кому что дал? — попросил княжич. — О том слухов у нас ходит столько, что не знаем, какому и верить.

— Принял он нас всех милостиво и обласкал, как братьев. А вот давал по-разному. Свидригайла, к примеру, пожаловали так, что тому сниться не могло. Вся Москва ахнула: дал ему в кормление бывшую столицу Руси, город Владимир, со всеми волостями и уездами, да сверх того еще Юрьев, Городец и половину Коломны! Ну, вестимо, Свидригайло ему помстился человеком бесценным, ведь он виднейший на Литве князь, прославленный воин и лютый враг Витовта. Только Василею Дмитриевичу проку от него не вышло, и Свидригайло знатно его отблагодарил: когда по осени подступил сюда Эдигей со своей ордой, он защищать Москву не схотел и ушел со всей дружиной обратно на Литву, да еще по пути дочиста ограбил город Серпухов!

— Экой разбойник, — воскликнул Михаил. — У нас поговаривали о том, что вышла у него размолвка с великим князем, но такого и помыслить никто не мог. Ну, а князь Нелюб как?

— Этого государь тоже не обидел: дал ему город Переяславль. Однако потом, когда бежал Свидригайло, Нелюба оттуда перевели во Ржеву, городок много похуже. Нелюб, видать, этим обижен и на Руси едва ли останется долго, если уже не ушел, помирившись с Витовтом. Был слух, что они о том переговаривались.

— Ну, а сыновья князя Патрикея прижились ли на Руси?

— Им князь великий дал изначально в кормление Волок-Ламский, а ныне пожаловал обоих боярским саном и богатыми поместьями. Эти у него в большой чести и, вестимо, тут останутся.

— Ежели так почтил государь князей литовской крови, то к вам, русским, был, наверно, и того милостивей?

— А вот и нет, — сразу помрачнел князь Семен, и Михаил понял, что своим вопросом попал ему в самое больное место. — Правда, поместья он дал нам немалые, но все же похуже, чем Патрикеевым, и от Москвы подальше. Всех пожаловал покуда стольниками, одного лишь Звенигородского князя, Александра Федоровича, поставил воеводой, да вот к святкам удостоил меня окольничьим [560] Потомки князя Семена Перемышльского вскоре приняли фамилию князей Горчаковых. .

— А приема у московского государя долго ли ждут?

— Нас он принял сразу, ведь приехало тогда более десяти князей, все вместе, да еще тьму народу с собою привели. Но, верно, и тебя Василей Дмитриевич долго ждать не заставит, он в общении прост. Ты где остановился?

— На постоялом дворе, близь Тимофеевых ворот.

— Ну, это не дело. Переезжай ныне же ко мне и живи тут, покуда себе усадьбу не найдешь, либо не построишь. Я тебе рад.

— Спаси тебя Бог, Семен Романович, на ласковом слове. Только ведь я не один. Гляди, не стеснил бы тебя.

— Небось, не стеснишь. Сколько с тобой челяди?

— Да душ семьдесят.

— Пустое! Тут и сотня поместится, да еще на столько же места будет. Я боле половины своих людей в поместье отправил.

— Я и сам заметил — усадьба твоя поболе иного села! Ты что, внаем ее берешь али купил?

— Купил у боярина Ильи Ивановича Квашнина [561] Сын известного по Куликовской битве воеводы Ивана Родионовича Квашни. Кроме него и Ивана Федоровича Кошкина, в годы княжения Василия Первого особенно возвысились бояре Борис и Давид Дмитриевичи Волынские — сыновья князя Боброка, Иван Дмитриевич Всеволожский — тоже сын куликовского воеводы, а также бояре Жеребцов и Челяднин. . Он ныне пошел в гору, почитай, после Ивана Кошкина, при князе великом сделался первым человеком. Ну и, вестимо, в Кремле себе отгрохал палаты всем на удивление, а старую усадьбу мне продал.