Михаил Каратеев - Русь и Орда

— Все одно не поверю, — улыбнулась Ирина и продолжала: — Так вот, увидел меня однажды князь Святослав Титович да с той поры и начал вязаться. Был он, поганец, давно женат, седина в бороде, а туда же! Только не стал он мне, как иные, разводить турусы, что хорошо бы, мол, обратиться в татарина да на второй жениться, а захотел взять меня в полюбовницы. Когда он о том речь завел, я сперва ушам не поверила, а потом ответила ему такое, что другой враз бы отстал, но он не таков: не привык к тому, чтобы ему что-либо не давалось. Чем он только меня не блазнил и не улещал! Родителю тоже сулил и вотчины, и боярство, а когда уразумел, что нас тем не купишь, — перешел на угрозы. Потом будто поотстал, и я уже думала, что он ту дурь из головы выкинул, ан вдруг однова схватили меня княжьи люди у самых ворот усадьбы нашей, на голову накинули мешок да и повезли. Окромя матери да дворовых баб, дома в то время никого не было: отец, братья и еще душ пять приехавших гостей с утра выехали облавой на кабанов. На счастье, в тот самый час ворочались они из лесу и меня от тех разбойников отбили…

Ну, с того дня, — помолчав, продолжала Ирина, — жили мы под вечным страхом, что снова меня схватят либо еще что похуже удумают. Незадолго же до того случая сватался ко мне из Брянска сын боярский Родион Зыбин. Из себя он был видный и хорошего роду, только не был мне нисколечко люб, и я ему отказала. А тут как раз снова прислал он сватов. И подумала я, чем эдак-то жить, боясь из дому выйти и с часу на час ожидаючи какой-либо беды, уж лучше пойти за нелюбимого и уехать отсюда в другое княжество. Ну, вот и согласилась…

— И собака Святослав, да поразит его Ал… Господь позорной смертью, после того от тебя отстал?

— В Брянске он меня, вестимо, достать не мог — руки коротки! Но на батюшке вздумал вымещать. Однова прислал к нему своего дьяка, и тот сказал, что незаконно мы будто бы володеем нашей вотчиной и что князь-де велит отселева съезжать. Вестимо, отец его изругал и велел гнать со двора, но три дня спустя его схватили и бросили в Карачеве в яму. Мать сразу же прислала весть о том в Брянск, и я, не теряя часу, поведала все без утайки нашему князю. Дмитрей Ольгердович человек добрый и Святослава к тому же не жалует. Он меня обнадежил, а сам тотчас поехал в Карачев. Что он говорил Святославу, не ведаю, но только тот родителя сразу же ослобонил и с той поры нас больше не тревожил.

— А ноне он знает, что ты снова здесь?

— Я отсель никуда не кажусь, но, должно быть, знает: совесть у него кругом нечиста, а потому соглядатаев да доводчиков [245] Доводчик — доносчик. он завел повсюду. Только минуло с того времени боле восьми годов, и, видать, позабыл он обо мне. Да и стар уж стал, ему ноне под шестьдесят.

— А с мужем своим ты так и не слюбилась?

— Так и не слюбилась, Иван Васильевич. Попервах жили мы ладно, и я было начала привыкать к нему, но крепко он пил и во хмелю бывал мерзок. Однажды, эдак напившись, он меня ударил, и с того часу стал мне ненавистен. Хотя он после в ногах у меня валялся и николи больше пальцем не тронул, даже грубого слова не сказал, а забыть того ему не могла до самой его смерти.

Карач-мурзу глубоко взволновал рассказ Ирины, побуждая и его к откровенности. Но в этот самый миг подошел Михайла Андреевич, и разговор их на том прервался.

На рассвете следующего дня радостно возбужденный Павел Софонов, разбудив Карач-мурзу, сообщил, что крупный лось находится на той самой, удобной для охоты поляне, о которой он в прошлый раз говорил, и что, ежели боярин не хочет упустить случай, надо выезжать немедля, пока зверь не ушел. Сам Павел и его неизменный товарищ по охоте, молодой крестьянин Евсей, были уже в полной готовности.

Карач-мурзу уговаривать не пришлось, а узнав о их сборах, решил ехать и старик Софонов. Через полчаса все четверо, вооруженные рогатинами, с луками и колчанами стрел за плечами, уже выехали из ворот усадьбы и, придерживаясь берега протекавшей поблизости реки Снежети, углубились в лес.

Солнце лишь недавно взошло, и его неяркие пологие лучи, разбегаясь по верхним ветвям деревьев, оставляли в густой тени вьющуюся сквозь заросли дорогу; справа, между темными стволами и молодой порослью, то и дело проглядывала плотная белесая стена стоявшего над рекой тумана, а придорожная трава от росы казалась заиндевелой. Утро было свежо и величаво, природа встречала его почтительным безмолвием, которого не нарушали и охотники. Верст пять они проехали гуськом, нахохлившись от утренней прохлады и почти не глядя по сторонам. Наконец ехавший впереди Павел остановился.