Михаил Каратеев - Русь и Орда

— И вы своего хана любите? — помолчав, спросил Никита.

— Не знаю, аньда. Хан — рука Аллаха и мудрость мира. Ему всегда известно, что хорошо, а что плохо, и он думает за всех. Наше дело — повиноваться его священной воле, — ответил Кинбай. Было совершенно очевидно, что он находит все эти порядки естественными и даже не представляет себе, что могло бы быть иначе.

— Теперь я понимаю, почему вы смогли почти все народы себе покорить, — задумчиво промолвил Никита.

Татар он всегда считал разбойниками, лишенными сердца и совести, но с этого дня мнение о них переменил и стал относиться к ним с некоторым уважением. А в лице Кинбая приобрел преданного друга, готового отдать за него жизнь.

По всей Орде быстро распространился слух о неимоверной силе русского баатура и о том великодушии, с которым он заступился перед ханом за своего побежденного противника. Это создало ему добрую славу и популярность. И вскоре Никита привык к тому, что все татары при встрече почтительно ему кланялись, как важной особе.

Жизнь Орды иногда разнообразилась общей охотой, которую устраивали по повелению великого хана, страстного любителя подобных развлечений. Когда кочевали в степях, Мубарек предпочитал охоту с беркутами, но здесь, в лесном краю, чаще производились громадные облавы, в которых в качестве загонщиков принимали участие тысячи воинов. С соблюдением полной тишины, оцепив обширный участок леса, они по данному сигналу, с дикими воплями и шумом начинали стягивать кольцо, выгоняя одуревших от страха животных на заранее намеченную поляну, где ожидали охотники во главе с ханом и его вельможами.

То, что вслед за этим происходило на поляне, представляло собою кровавое и жуткое зрелище. Сюда выскакивали почти одновременно все обитатели леса, имевшие несчастье попасть в это роковое кольцо: волки, медведи, кабаны, лоси, олени, росомахи и всевозможная мелочь. На последнюю, впрочем, никто не обращал внимания — было не до того.

Крупные звери, которых на поляне встречал град стрел и копий, обычно поворачивали назад и пробовали прорваться сквозь ряды загонщиков. Но это удавалось весьма немногим. Остальных или убивали при этой попытке, или же выгоняли обратно на поляну. И здесь, поняв, что выхода нет, обезумевшие животные старались подороже продать свою жизнь. Вскоре все перемешивалось так, что стрельба из луков становилась невозможной и начиналась рукопашная. В дело пускались теперь сабли, копья, рогатины, кинжалы и дубины.

Такая охота требовала бесстрашия и ловкости, ибо она походила на поле сражения, где дрались все одновременно и каждый был занят собой и своим противником. Нередко бывало, что разъяренный медведь, прежде чем пасть, успевал размозжить кому-нибудь голову или взбешенный лось поднимал на рога и затаптывал несколько человек, прежде чем его удавалось прикончить.

В первой же из таких охот Василий с любопытством наблюдал за Мубареком. Пожилой хан держался впереди всех, ловко действуя рогатиной и не помышляя об опасности. Но, видимо, о ней не забывали другие: был момент, когда на Мубарека, занятого каким-то иным зверем, бросился сбоку кабан. Не успел он пробежать и половины разделявшего их расстояния, как был пронзен несколькими копьями сразу.

После окончания охоты, отобрав лучшую часть добычи для ханского стола и для вельмож, букаул распределял остальное по сотням. Вечером устраивалось всеобщее пиршество. Знать пировала во дворце у хана, воины и их семьи — на площади, у жарко пылающих костров. Здесь ели много и жадно, громко отрыгивая и обтирая жирные руки об одежду и волосы. Впрочем, и за ханским столом нравы были немногим лучше.

Пили кумыс и вино, без причин хохотали, потом начинали хвастаться друг перед другом своими боевыми и охотничьими подвигами. О женщинах не говорили почти никогда, а если и говорили, то сдержанно, с уважением. Пьяных драк и скандалов не бывало вовсе, а если где и вспыхивала ссора, она мгновенно утихала по первому же окрику десятника, как бы ни были пьяны ее участники.