Сергей Мильшин - Волхв

Гор резко отвернулся — слишком неприятно выглядела разбитая голова врага. Ведун устало опустил посох торцом на землю.

— Вот и всё.

И тут Гор услышал нарастающий топот многих копыт. Он оглянулся вопросительно на ведуна. Тот стоял, не двигаясь, спокойно вглядываясь в кромку леса, из-за которой один за одним появлялись всадники. Заходящее солнце красило их кольчуги в розовый цвет, впереди колонны струился солнечный лик на княжеском стяге, который сжимал в руках один из воинов. Дружинники! Парень подошел к ведуну и, гордо выпрямившись, встал рядом. Белогост глянул на него с благодарной улыбкой.

Всадники, заметив замерших на дороге людей, пришпорили коней и в следующий момент уже подъезжали к ним. Первые воины выехали из строя и окружили старика и мальчишку.

— Никак, волхв, — сотник прищурился на низкое красное солнце.

— Похоже, он. Дай-ка я его рубану, — один из бойцов выехал вперед и выхватил меч.

Ведун поднял руку, и воин с оголенным клинком в ладони ожидающе уставился на сотника.

— Княжеского суда требую.

Боец переглянулся с командиром. Сотник отрицательно мотнул головой, и дружинник нехотя вставил меч в ножны.

— Собирайся, поедешь с нами. Представим тебя князю. Пусть он решает, что с тобой делать. И нам грехом меньше.

— А с этим что? — воин кивнул на труп чернеца.

— Выбросьте его в кусты, зверью на поживу.

Волхв с потворником облегченно выдохнули и шагнули к лошадям.

Эпилог.

Вечером осьмицы на капище Белбога было непривычно шумно. В густом воздухе играли бликами жировики, установленные по кругу перед куммиром. Пахло ядреным духом сосновой смолы и ароматными травами, запаленными ведуном. Перед огнями толпился разряженный народ. Впереди всех топтался кузнец Вавила со Светозарой, прижимающей к себе Рослю. Они уже собрались возвращаться в слободу, но перед этим с благодарностью приняли приглашение ведуна посетить капище. Кленка Смагин с женой и детьми стоял в самой середине толпы и его голова на длинной шеи выглядывала над соседними макушкми почти на вершок. На семейном совете они объявили о том, что решили навсегда переехать в Коломны. Старики даже всплакнули от радости. А соседи, узнав об их решении, пообещали уже на следующей неделе начать строительство нового дома. Дед Несмеян, примостившийся впереди, с гордостью поглядывал на своего внука, стоящего по правую руку волхва. Его гордость расправила крылья не на пустом месте — ведун недавно хвалил парня за прилежание и успехи в учебе. Здесь же с улыбками поглядывали за действиями волхва старики-родичи молодого князя, никак не нарадующиеся на вновь обретенного внука — Любослава. От только вчера отбыл в город, после почти десяти дней, проведенных в родном селе. Явился и Нарышка со своими разбойниками. Правда, теперь они так себя уже не называли — на днях начали возрождать село. И первым делом построили на его окраине большую общую баню. С их края еще выше Смагина выглядывала заросшая по глаза голова Верослава. Пожаловали и братья Миловы из Ураевки. Заруба и Велитарх привели с собой молодых жен, с которыми им еще не хотелось расставаться надолго. Давила и Олбран, старые семьянины, посматривали на них немного снисходительно. В полном составе подошла семья Горловых и еще около десятка коломенских жителей.

Ведун в праздничной белой рубахе до колен, украшенной рунами по воротнику и подолу, оглянулся на людей и выразительно посмотрел на всех по очереди. Люди, сообразив что от них требуется, начали замолкать. Дождавшись тишины, Белогост торжественно открыл священную книгу Белбога и, подглядывая на ее страницу, хоть и знал текст наизусть, пропел гимн Богу света и жизни. Родноверы нестройно подпевали ему. Закончив, он повернулся к собравшимся друзьям и знакомым:

— А теперь, русичи, прошу ваши требы.

Народ шевельнулся и потек к куммиру. Каждый старался возложить свои цветы и кушанья поближе к его ногам. Считалось, что чем ближе, тем больше шансов, что он заметит именно твои приношения и проявит благосклонность. Гор руководил, направляя людей в единое русло, чтобы не толпились перед алтарем.

Положив требы, каждый возвращался на свое место. Раскачивались огни в светильниках, а вместе с ними кроился и распадался на островки окружающий мир зарождающихся сумерек. Ведун дождался, пока последний родновер положит пирожки у идола, и повернулся к его суровому лику, освещенному красноватым пламенем. Последние слова благодарности, которые он произнес здесь в этот вечер, посвящались второму идолу, поменьше — Чернобогу. Закончив со всеми формальностями, ведун облегченно вздохнул и улыбнулся ожидающим его команды родичам: