Лилия Курпатова-Ким - Смирнов. Русский террор

— Алекса-а-андр Васильевич! — взмолился Сипягин. — Ну, хоть вы то!

— Молчу, молчу, — глумливо постучал себя указательным пальцем по губам Александр Васильевич, — хотя искренне не понимаю, зачем вы этот государственный секрет Полишинеля скрываете, когда сам великий князь из своей личной жизни никакой тайны не делает. Ну, да ладно. Пожалуй, продолжу. Та-а-ак, Рябушинский. Вот. На прошлой неделе с Павлом Павловичем что-то вроде припадка сделалось, когда граф Шувалов не пожал руки председателю купеческого благотворительного общества Бурышкину. Представляю, как вытянулась прыщавая физиономия Рябушинского! — Ненашев звонко хохотнул, запрокинув назад голову. — Он ведь дворянское сословие ни в грош не ставит. Упырями на народной шее зовет. Прямо так, без всяких иносказаний. Хлудов — тот погряз в мезофобиях. Как прочел новейшее исследование о кожных болезнях, в перчатках ходит. Ручки дверные не трогает, в ресторане обедает только со своих приборов. Натурально! Лакей за ним ящик с посудой носит. Зато сын его посещает «вечери» у Жозефины. Слышали? Собираются по приглашениям. Приглашения — полторы тысячи каждое. Все в масках, но без одежды. Якобы дамы там из высшего общества и любую можно публично… Кхм! Я проверял. Гнуснейшая ложь. Женщины — проститутки из дорогих заведений, а Жозефина — коммерческий гений. Простая крестьянка, между прочим. Евфросинья. При освобождении получила фамилию Лопатина. Из бывших дворовых. Вместе с барышнями воспитывалась, а затем с этих самых барышень бордель свой начала. Фабрикой руководит Хлудова-старшая. Говорят, порядки завела, как при матушке Екатерине. Впрочем, о ней неинтересно.

— Не понимаю я веселья вашего, Александр Васильевич, — насупился Сипягин. — Нас тут скоро погребут под доносами, а вы веселитесь! И ведь каждый надо проверять! Знали бы вы, где у меня этот буржуазный заговор!

— А как же не веселиться? — сверкнул глазами Ненашев. — Пока дело так идет, нам с вами беспокоится не о чем. До революции ли миллионщикам? Пока они государственный переворот затевали, их сынки, родственники, приживальщики, матери, жены и любовницы начали безнадзорно мотать капиталы! Головной боли у них сейчас, без нашего с вами вмешательства, выше всяческой меры. Не до заговора им сейчас.

— Да, но… — мысли у Сипягина ворочались тяжело, но основательно. Каждое соображение он обгладывал, словно бродяга куриную ногу — пока голая сухая кость не останется. — Как же без вмешательства? Проводят ведь собрания, обсуждают вредность, м-м, императорской власти. Крамола, Александр Васильевич, как ни верти — крамола!

Ненашев театрально покосился в сторону секретаря, затем подался вперед и поманил пальцем Сипягина. Только тот подставил ухо, вполголоса многозначительно произнес:

— Сейчас разве что ленивый об этой самой вредности не размышляет. Ага.

Дмитрий Сергеевич отпрянул, словно у него перед носом в ладоши хлопнули.

— Все у тебя шутки!

— Сделал дело, чего ж не пошутить? — склонил голову набок Ненашев. — Год назад, дорогой Дмитрий Сергеевич, если помнишь, господин министр нам разнос устроил по поводу этих купчиков и ясно выразился: «Сделайте так, чтоб суконникам стало не до революции!» Было такое? Было. Ты вот снаружи взялся, а я изнутри, изнутри…

Александр Васильевич выгнул шею и приподнял брови, замерев в неестественной, ломаной позе.

В глазах Сипягина мелькнула догадка, он шумно вдохнул и уставился на Ненашева круглыми глазами.

— Да неужели… Голубчик! Да вы просто… Просто бес какой-то! А я то все думал — зачем вам эта биржа? К чему такой маскарад? Признаться, решил, будто вы в прожектерство впали. Слухи даже поползли нехорошие, я им не верил, конечно же, но согласитесь…

— А, это вы про донос Холобуева? Что я под шумок, используя государственные средства, решил на биржевой игре руки погреть?

— Да чушь, Александр Васильевич! Чушь совершенная! — поспешно открестился Сипягин.

— Ну, а положим, если бы даже и не чушь, так ничего предосудительного в этом не вижу. Жалованье у нас с вами не так, чтобы уж очень, — как бы про себя заметил Ненашев, кося одним глазом в сторону растерянного Дмитрия Ивановича.

Сипягин впал в некоторое замешательство. Ненашев выдержал долгую паузу, затем хитро улыбнулся, а потом и вовсе прыснул со смеху. Дмитрий Сергеевич тут же с облегчением выдохнул и проворчал с напускным неудовольствием.

— Шутки у вас, Александр Васильевич… Однако насчет ваших успехов — поздравляю! Как же вы провернули эдакую штуку? В каждом семействе смуту учинили. Да в столь короткое время к тому же. Поразительно, во истину поразительно!