Владимир Богомолов - Поворотный день

Услышал приказ Паршин, подмигнул своему командиру, а когда увидел, что из станицы выехали еще две подводы — одна походная кухня, а вторая бричка, доверху чем-то груженная, аж руки от удовольствия потер.

Между тем казаки бросили еще две гранаты, снова полезли в воду. Теперь уже молча собирали они свою добычу. Отбирали самых крупных сазанов. А стерлядки, как назло, ни одной не попадалось.

Тут уж бойцы радостно заулыбались, поняли: придется белым еще заход делать. А то что же за генеральская уха без красной рыбы. Так и оказалось. Не захотел есаул варить уху без стерлядки, велел еще раз попытать счастья, а подъехавшим казакам приказал расстелить брезент под ивами, расставить тарелки, бутылки, стаканы, нарезать хлеб, зелень. Повар с помощником должен был без промедления чистить и разделывать улов.

В третий раз казаки полезли в речку. Теперь они уже роптали, не выбирая слов, на свое начальство, из-за которого приходится до посинения купаться. Наконец попалась им пара добрых стерлядей.

— Это же наша кичига, — восхищенно шепнул Дундич, — Вкуснятина! — цокнул он языком. — Жалко, что мало.

Казаки меж тем вытащили рыбины на брезент, начали одеваться, а отряд Дундича тут как тут:

— Руки вверх!

Казаки опешили, а есаул — за кобуру. Не успел он выдернуть наган, как Дундич уже сидел на нем верхом. Связали есаула, заткнули ему рот кляпом, бросили в повозку с хлебом и вином, ловцам велели, не мешкая, двигаться на мост.

Переехали на ту сторону Аксая, спустились в лощину, где буденовцы оставили коней, а Паршин сказал повару:

— Ты даром время не теряй, заваривай юшку-то.

По дороге красные узнали, что казаки готовили обед генералу Улагаю.

Через некоторое время отряд Дундича возвратился в свою часть, а спустя полчаса полк с аппетитом ел наваристую уху и благодарил Дундича.

Но командир сказал, что на этот раз спасибо надо говорить Паршину, который посоветовал ему не стрелять, и генералу Улагаю, который захотел ухи отведать.

Только кавалеристы вышли со станции Большая Таловка, как над степью прострекотал аэроплан. Он был похож на книжную этажерку. Два легких крыла крепились к фюзеляжу из трубок, планок и проволоки. Моторы на такие самолеты ставились громоздкие, но несильные. Вдобавок они очень громко тарахтели. За шум пехота называла аэропланы «примусами».

Буденный тотчас отдал приказ:

— Знамена свернуть!

Такой приказ был необходим. Ведь никто не знал, чей это самолет — красных или белых. Если самолет свой, знамена можно быстро развернуть, а если белых, летчику трудно будет определить, чьи войска и что с ними делать: бросать на них бомбы или не бросать.

Буденный почему-то решил, что аэроплан этот не красный, хотя на нем не было никаких опознавательных знаков. «Если бы наш, — думал комдив, — меня бы предупредили. И летел бы он не с юга, а с севера пли востока».

Чтобы еще больше обезопасить свою конницу, Семей Михайлович дал команду по эскадрону, чтобы бойцы приветственно махали пролетающему самолету. И когда самолет, рокоча мотором, пролетел над шарахающимися лошадьми, летчик увидел, как конники машут ему руками, шлемами, саблями. Он сделал круг и еще раз пролетел над колонной. И снова повторилась та же картина: кавалеристы радовались встрече с железной птицей.

— Эге, товарищи, — довольно проговорил Буденный, видя, как самолет снова разворачивается и идет навстречу коннице. — Он хочет нам сообщить что-то. А ну, давай с дороги, освободите ему площадку.

Кавалеристы, расступились, образовав длинный широкий коридор, по которому мог бы свободно пройти целый крейсер, не то что маленький двухкрылый аэроплан.

Летчик увидел маневр кавалерии и стал резко снижаться. Пролетел мимо и еще раз внимательно оглядел войско: красных знамен нет — значит, свои.

Через минуту самолет, смешно прыгая на холмиках сусличьих пор, пробежал метров двести и остановился. Не выключая мотора, летчик поднял очки на лоб и поманил к себе кавалеристов, но те, продолжая махать руками и улыбаться, не трогались с места. Надрываясь, летчик крикнул:

— Ви казаки?

— Казаки! — дружно ответили конники. — Донцы!

— А мы кубанцы! — крикнули другие. — Казаки!

К самолету подъехал Буденный с несколькими командирами, все в наброшенных на плечи венгерках. Семен Михайлович махнул властно рукой, требуя заглушить мотор.

— Мамонтоф? — спросил пилот, показывая на усатого всадника.

— Да, Мамонтов, — подтвердил Буденный, подмигнув своим товарищам. Те охотно поддакнули.