Владимир Богомолов - Поворотный день

— Ты что же это, партизанская твоя душа, сидишь тут и в ус не дуешь? — с ходу начал отчитывать виновника Семен Михайлович. — Может, там уже дивизию смяли и растерзали, а ты тут музыку слушаешь!

Понурил голову Дундич. Молчит. Знает вспыльчивый характер комдива: возрази, когда не прав, — сверх меры схлопочешь. Видел же он, что дивизия опрокинула улагаевцсв, потому и погнался за музыкантами. Конечно, за задержку он готов держать ответ. Но ведь какой подарок подготовил! Неужто не оценит Семен Михайлович?

— Ну, что молчишь, как статуя? — приблизился к Дундичу комдив. — А если бы тебя ухлопали тут? Герой какой нашелся! И вы тоже хороши, — грозно глянул на стоящих разведчиков. — Вшестером решили отличиться.

— Не отличиться, — посмел подать голос Иван Шпитальный. — Музыкантов решили приобрести.

— Ишь, купец выискался.

Уловив перемену в настроении комдива, Дундич сказал, что очень ему захотелось преподнести Буденному к Первомаю подарок: чтобы вышла дивизия на парад со своим оркестром, и непременно с «Интернационалом».

— Ну, тогда другое дело, — завеселел Семен Михайлович и сунул плетку за голенище сапога.

Оглядел музыкантов, потрогал трубы и барабан, удовлетворенно крякнул и сказал:

— Мне хлопцы донесли, что видели отряд, но только улаганский: он играл что-то непонятное, вроде «Боже, царя храни!», Я сразу сообразил, что это не белые. Ну какие, к дьяволу, беляки осмелятся на всю степь греметь. До этого только наш Дундич может додуматься.

Коноводом у Дундича давно уже служил Яков Паршин. Слыл он в полку человеком рассудительным, бережливым и мастеровитым. В передышках между боями брал в руки шило, дратву и открывал сапожную мастерскую. При случае умел не хуже повара приготовить солдатский обед. А кроме всего прочего, берег гардероб Дундича, в котором было немало разных белогвардейских мундиров, погон штабе-и обер-офицеров, орденов и медалей разных держав — русских, немецких, французских. После каждого боя гардероб пополнялся и обновлялся заботливым Паршиным. Надо сказать, что и в бою он не отставал от своего командира.

Однажды Яков проявил такую находчивость, о которой долго вспоминали буденовцы.

Было это в начале лета девятнадцатого года. Дивизии Врангеля и Улагая шли на Царицын. Красная Армия отступала. По заданию командования буденовцы сдерживали белых. Ни днем, ни ночью не знали красные передышки. В бригадах кончались патроны, иссяк харч, в походных лазаретах скопилось много раненых и больных, а тут еще в каждой станице, в каждом хуторе подстерегали засады.

Пусть мелкие, но неприятные. Чтобы меньше терять бойцов, Буденный приказал днем уходить в балки, а ночью внезапно нападать на гарнизоны белых и отходить к Царицыну.

Как-то утром приходит Дундич в полк от комдива Городовикова и говорит, что в дивизии совсем кончается провиант и нужно разведать в ближайших станицах и хуторах наличие у богатых казаков хлеба и фуража.

Для операции отобрал Дундич с десяток бойцов. Скрытно подошел отряд к степной речке Аксай — притоку Дона. Только сунулись к стене камыша, увидели скачущих к реке белых.

Резво и беззаботно подъехали те к берегу, спешились, а двое, как на учениях, швырнули гранаты. Да так далеко, что возле камышовой чащи раздались глухие взрывы и поднялись над рекой высокие фонтаны воды.

Дундич решил, что белые обнаружили отряд, и уже поднял наган, чтобы ответить врагу, но в это время сильная рука Паршина отвела его в сторону.

— Не торопись, командир. Видишь, кадеты решили ухой нас угостить.

Не понял Дундич, смеется над ним боец или серьезно говорит, но стрелять не стал. Посмотрел на воду, а там плывет вверх брюхом оглушенная рыба. Казаки разделись, залезли в воду, фыркают, балагурят насчет генеральской ухи и собирают в мешки рыбу, которая покрупнее да пожирнее. А мелочь плывет вниз по течению к мосту.

— Ах, поганцы, — ругнулся Паршин, — какой частик бракуют.

— Не горюй, Яша, — успокоил его командир. — Сейчас заставим всю выбрать.

Приказал он своим бойцам незаметно продвигаться к мосту и оттуда неожиданно ударить по рыбакам, а Паршин снова его попросил:

— Не торопись, командир. У них там и на эскадрой не хватит. Пусть еще порыбалят.

— Вдруг уедут? — засомневался Дундич.

— Не уедут, — уверил Паршин. — Вон только подвода за уловом идет да приемщик едет.

Высыпали казаки рыбу в повозку, радуются удаче, просят у подъехавшего есаула по чарке самогона, а есаул перебрал рыбу и начал бранить казаков за нищенский улов и за то, что не поймали они ни одной благородной рыбы. Приказал сделать еще заход и непременно изловить царскую рыбу — стерлядку.