Слушая мать Софью, командир отряда мысленно снова и снова возвращался в штабной вагон Ворошилова, видел суровое лицо Климента Ефремовича, слышал негодующий голос.
— Анархист Жмуренко со своей бандой похитил два чемодана золота из вагона-банка. Приказываю разыскать негодяя, награбленное изъять, а его доставить в штаб. В крайнем случае — уничтожить.
«Раз поехали сюда, — размышлял Иван Антонович, — значит, будут стараться переправиться через Дон. Могли бы здесь, — вспомнил он разбитый наплавной мост ниже станицы. — Но монашка говорит, что банда ушла на север. — Взгляд его остановился на круглом безусом лице Шишкина. — Так… — созревал в голове план. — Устроим две засады. Одну здесь, другую возле переправы».
— Мне надо с вами посекретничать, — сказал Дундич, отводя игуменью в сторону.
Вскоре в келью настоятельницы принесли рясу и клобук для Шишкина. Переодетый красноармеец теперь ничем не отличался от монашек. Лишь озорные синие чуть навыкате глаза да здоровый румянец во всю щеку мало свидетельствовали о святости новоиспеченной «послушницы».
— Примите на время в свое лоно дочь Марфу, — довольный маскарадом, весело сказал Дундич.
Не разделяя его настроения, мать Софья смиренно осведомилась, что она должна делать.
— Не мешать Борису, — попросил Дундич. — Выполнять все его приказы.
Иван изложил Шишкину план операции. Якобы поверив монашкам, бойцы идут к переправе, ремонтируют мост, чтобы на той стороне преследовать банду в займище. Если она появится в монастыре, Борис должен дать сигнал и найти способ открыть вход для отряда.
Оставшись один, Шишкин попросил настоятельницу выделить ему помощницу из верных ей монашек постарше, чтобы он мог в крайних обстоятельствах, не привлекая внимания бандитов к себе, пользоваться ею как связной или на случай другой какой необходимости. Ему отрядили послушницу Гликерью, высокую моложавую женщину лет под сорок, с лицом тонким, но без живинки, словно окаменевшим, что подчеркивалось и вечно опущенными веками. Зато когда Шишкин как-то ненароком поймал скользнувший по нему взгляд помощницы — будто наткнулся на что-то острое: черные глаза смотрели твердо, оценивающе. Борис сбился с речи и быстрее, чем хотел, закончил «инструктаж».
Не прошло и двух часов, как в кованные медными пластинами ворота громко забарабанили.
Игуменья осторожно откинула металлический кружок и в небольшой глазок разглядела прежних обидчиков. Она опустила шторку и внимательно посмотрела на Бориса, рука которого невольно потянулась за пазуху.
— Вот этого я и боюсь, — прошептала мать Софья. — У вас могут не выдержать нервы.
— Лишь бы у вас, матушка, выдержали, — так же тихо ответил Борис и добавил властно: — Открывайте, иначе они заподозрят неладное.
Софья снова подняла шторку и притворно-испуганно начала причитать:
— Кто это нарушает наш покой? О господи, спаси и помилуй!
— Вы что там, поумирали? — неслось с той стороны ворот. — Или после встречи с большевиками вам сладко снится?
— Побойтесь бога! — с обидой воскликнула игуменья и загремела тяжелыми засовами. Борис ей помогал.
Словно Предчувствуя подвох, «гости» въезжали по одному, угрюмо озираясь. Но, когда игуменья пригласила всадников спешиться, ибо в обители божьих слуг им нечего опасаться, они заметно повеселели.
— Я ж говорил, батька, сколь приехало, столь и уехало! — крикнул один из бандитов, видно лазутчик. — Пущай нам переправу строят!
Грузный человек с широким одутловатым лицом, к которому обращались эти слова, приостановил коня под аркой ворот, недоверчиво всматриваясь в монастырские постройки. По его знаку двое бандитов направились к высокому крыльцу двухэтажного здания, третий — к церкви, четвертый на лошади въехал в открытый сарай.
Пока «послы» искали красных в кельях, церковных помещениях и хозяйственных службах, Борис чувствовал на себе ерзающий взгляд водянистых, словно у сазана, глаз Жмуренко. Томила неестественность состояния: враг вот он, рядом, а стрелять нельзя. И в какие-то секунды не верилось в защитную силу монашеской рясы. А вдруг что-то обнаружит в нем не послушницу, а бойца — носок сапога, прядь коротких волос, неженская походка? И он не успеет скрыть предательскую деталь, не узнает даже, что разгадан, даст преимущество противнику. Когда Дундич сказал ему: «Будь все время начеку, но без самоедства. Контроль не должен переходить в панику. И не в своей тарелке — так по-русски? — оставайся самим собой», — Борис отнесся к совету легкомысленно. Сейчас только осознал он опасность маскарада, если человек начнет ее преувеличивать, не подчинит мысль воле.
Читать дальше