Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…

— Да?.. — Скобелев недовольно посопел. — В семь у них рандеву? Ну что же, все должно быть по правилам. Поезжай.

Со временем Мокроусов промахнулся: в семь утра в низине было еще темным-темно. Однако они с Млыновым приехали точно, а вскоре пожаловала и противная сторона. Оскорбленный поручик Сампсоньев и его секундант, крайне недовольный всем происходящим.

— Господа, — сказал он, представившись. — Я прошу вас не по кодексу дуэли, а исходя из более высоких принципов немедленно примириться. Дуэль во время боевых действий да еще в расположении дивизии чревата…

— Нет! — резко перебил Мокроусов.

— Примирения не будет, — сказал Млынов. — Извольте, господин секундант, пройти со мной и определить места.

Поручик и порученец отчужденно молчали, пока не вернулись секунданты. Федору выпал второй номер, и он, взяв у Млынова револьвер, пошел на позицию, чавкая сапогами по болотной топи.

— Готовы? — спросил секундант.

— Готов! — откликнулся Мокроусов.

— По команде начинайте сходиться. После первых трех шагов имеете право стрелять.

— Прощения прошу, но первый выстрел за мной, — сказал поручик. — Я — лицо оскорбленное.

— Нет уж, это я прощения прошу, — ворчливо донеслось из редеющего тумана: к дуэлянтам приближался Скобелев. — Оскорбили вы, поручик. Оскорбили дивизию, в которой по недоразумению числитесь, оскорбили мундир, офицерскую честь, боевого товарища. Вот сколько оскорблений, и вам лишь ответили на них, съездив по физиономии. А так как прежде всего оскорблена моя дивизия, то стреляться вам придется со мной, ее командиром.

— Ваше превосходительство, — растерянно залепетал не на шутку испугавшийся поручик. — Я… я…

— Не трусьте, — презрительно поморщился Михаил Дмитриевич. — Я не претендую на первый выстрел. Мокроусов, где вы там? Идите сюда, а я отправлюсь на ваше место. Кто должен подать команду, господа?

— Но это же невозможно, ваше превосходительство, — запинаясь, еле выговорил секундант.

— Отчего же невозможно? — усмехнулся Скобелев. — Подстрелить штатского возможно, а подстрелить генерала — уже невозможно? Эполеты мешают? Так не беспокойтесь, я — в сюртуке. Без эполет и даже без Георгия. Млынов, прими пальто, — он сбросил форменное пальто на руки невозмутимому адъютанту. — Надеюсь, никто не подсунул моему порученцу незаряженный револьвер?

— Я проверил, ваше превосходительство, — спокойно подтвердил Млынов.

Подошел Федор. Сказал ворчливо:

— Михаил Дмитриевич, вы поставили меня в нестерпимо ложное положение.

— Бог подаст, — отрезал Скобелев; он взял у Мокроусова револьвер, взвел курок. — Итак, жду сигнала.

— Ваше превосходительство! — отчаянно закричал поручик. — Я не могу, ваше превосходительство!.. Не могу, не смею…

— В воздух выстрелить не смеете? — насмешливо спросил Млынов.

— Я… я не могу… — лепетал поручик, опустив голову. — Поднять руку на вас…

— А на солдата можно? — вдруг бешено выкрикнул Скобелев. — Можно, я вас спрашиваю?.. — Он неожиданно вскинул револьвер, не целясь, выстрелил, и с головы поручика слетела фуражка. — Пуля в лоб тебя ожидала, мерзавец, вот ее-то ты и испугался.

Все подавленно молчали. Генерал бросил револьвер секунданту, сказал:

— Суд чести, Млынов. Суд чести по обвинению в трусости. Возьми у него саблю.

Повернулся, пошел. Млынов торопливо сунул генеральское пальто Мокроусову, кивком послал его следом. Федор нагнал Скобелева, на ходу набросил пальто на плечи:

— Наденьте, Михаил Дмитриевич, здесь сыро. И позвольте заметить, что вы скомпрометировали меня, после чего мне остается лишь покинуть вашу дивизию.

— Ну и правильно, — проворчал Скобелев. — Шляются тут всякие господа в шляпах, бьют офицеров по мордасам — разве это порядок? — Вдруг остановился, потыкал пальцем в грудь Мокроусова. — Приказываю немедля подать прошение о допущении тебя к экзамену на офицерский чин. И сегодня же представить мне.

Суд чести предложил поручику Сампсоньеву немедленно подать в отставку и покинуть расположение дивизии. Не довольствуясь этим, Скобелев приказал собрать выборных нижних чинов и лично выступил перед ними.

Он говорил о славе русского оружия, о солдатской доблести и отваге, приводя примеры не столько из истории, сколько из личного опыта. Выборные слушали очень внимательно, но их сосредоточенные, замкнутые лица не выражали ровно ничего. Скобелев ощутил это дисциплинированное, показное внимание, улыбнулся невесело: