Мать их сделалась особенно раздражительна с тех пор, как Полинька написала, что она нездорова, бывать у них не может, и курсы пения у себя на дому прекратила, вследствие этого обстоятельства Григорию некуда было ходить по вечерам, и дети опять проводили бы время вместе, если бы Людмила Николаевна не увозила дочерей из дома.
Прошло таким образом недели две, как вдруг, как-то перед вечером, Сергей Владимирович вошел к жене с письмом в руках очень взволнованный.
— Меня просит к себе граф, — сказал он, — верно, про Григория что-нибудь. Боюсь, не надурил ли старик Бутягин… Говорил я ему, чтобы имел терпение и не напоминал про Гришу ни письменно, ни словесно! Но разве таких упрямцев можно чем-нибудь вразумить? Медвежью услугу оказали ему, если вздумали просить за него теперь.
— Чего же ты боишься? — спросила Людмила Николаевна.
— Мало ли чего! Его могут выслать из Петербурга под тем предлогом, что у него нет правильного вида на жительство.
— А ты скажи графу, что мы хотим отправить его в деревню.
— Скажу, разумеется, и все усилия употреблю, чтобы этим удовлетворились. Чем он виноват, нечастный, что у его противников сильные связи и много денег? — продолжал с негодованием Ратморцев, большими шагами расхаживая по комнате. — Возмутительно такое лицеприятие!
— Когда же ты поедешь к графу?
— Сейчас. Приказал заложил карету и вот зашел к тебе… Вы собираетесь куда-нибудь? — продолжал Сергей Владимирович недовольным тоном, оглядываясь на бархатное платье, висевшее на ширме, и на выдвинутые ящики шифоньерки с кружевами.
— Мы можем остаться, — поспешила объявить жена.
— Пожалуйста, останьтесь. Я скоро вернусь и нужно будет о многом перетолковать. Очень может быть, что нам придется отправить Григория в Святское раньше, чем мы думали.
Людмила Николаевна ничего не возражала. В первый раз с тех пор, как она была замужем, приходилось ей скрывать от мужа чувства, волновавшие ее душу, и в первый раз мучила ее совесть за эти чувства. Не могла она не сознавать, что радость, охватившая ее при мысли, что сама судьба благоприятствует ей, грешна и основана на чужом несчастье, но ей так надоело себя насиловать, ей было так тяжело вести жизнь, противную всем ее вкусам и привычкам, ей было так мучительно стеснять дочерей и отравлять им существование подозрительностью, что она не могла не радоваться при мысли, что с отъездом Григория из их дома этой пытке наступит конец.
Послав сказать дочерям, что они сегодня никуда не поедут, она стала прохаживаться взад и вперед по комнатам, поджидая возращения мужа. Он нетерпения она ничем не могла заняться.
Наконец часа через полтора Сергей Владимирович вернулся и, обняв жену, торопливо увлек ее в кабинет.
— Ну, Милуша, ни за что не отгадать тебе, для чего за мной присылал граф, — начал он, опускаясь рядом с нею на широкий диван и устремляя на нее сверкающий радостью взгляд. — Дело Гриши, по приказанию государя, рассматривалось в Сенате и решено в его пользу.
— По приказанию государя? — повторила Людмила Николаевна с удивлением. — Но кто же за него просил?
— Ты представить себе не можешь. Я ушам своим не поверил, когда мне сказал граф… За него просила наша учительница музыки Полинька. Она отправилась в маскарад, подошла к царю и так красноречиво расписала печальную судьбу Гриши, и как ему тяжело жить в неопределенном положении вследствие проволочек суда, продолжающихся более двух лет, что царь был тронут и обещал ей приказать пересмотреть дело. Но это еще не все, — продолжал Ратморцев, — она сказала государю, что Гриша — ее жених. Понимаешь ты тут что-нибудь?
— Что же тут удивительного? — торопливо возразила Людмила Николаевна дрожащим от радостного волнения голосом. — Он бывал у нее почти каждый день, она красива и всегда выказывала ему много участия, что же мудреного, что они влюбились друг в друга?
— Нет, нет, тут что-то не так. Он — такой еще мальчик, не могла ему понравиться такая особа, как Полинька. Да и вообще… он был в последнее время так угрюм и печален… такие ли бывают влюбленные?..
— Неужто ты думаешь, что она солгала царю? — с досадой возразила Ратморцева и поспешно прибавила: — А граф что на это говорит?
— Да они там даже и мысли не допускают, что Григорий может на ней не жениться. Ведь государь убежден, что за него просила невеста.
Наступило молчание.
Людмила Николаевна, опустив голову на плечо мужа, размышляла о случившемся.
— Я очень рада, что он наконец имеет имя и состояние, — проговорила она вполголоса, точно про себя.
Читать дальше