Елена Жаринова - Сын скотьего Бога

Девушку звали Сайми. Глядясь по утрам в медное зеркальце, она отнюдь не воображала себя красавицей. И ростом маловата, и щеки пухлые, как у ребенка. Сайми завидовала статным словенкам — их свободным повадкам, их косам, под тяжестью которых голова горделиво запрокидывалась немного назад. Подражая им, она тайком от матери чернила углем и без того темные брови и ресницы, но так выходило еще хуже.

А вот соседу Вейко она приглянулась. Сегодня он нашел наконец пару неуклюжих слов, чтобы рассказать о своих чувствах. Сайми пока ему не ответила. Сердце ее безмятежно молчало. Но что может знать о своем сердце пятнадцатилетняя девушка? Зато женское тщеславие уже рисовало вышитые ею мужнины рубашки и голенького первенца на руках.

— Идем скорей, — тянул ее за собой Вейко. Пятеро парней свернули на их улицу. Первым шел невысокий, худой парень с волосами не темными и не светлыми — цвета ольховой коры. Рядом — богатырь с глуповатым, совсем детским лицом и статный молодец с бородкой. Было что-то жуткое в этом напористом марше.

— Эй, белоглазый!

— Ты посмотри, Волх, как твой отец их избаловал! Девка гладкая, как поросенок. Я тоже такую хочу. А ну стой, лешачий сын, когда с тобой княжич говорит!

Вейко, не оборачиваясь, перешел на бег. И тут же, споткнувшись о корень, растянулся на земле, а Сайми схватили под руки двое. Вейко хотел было вскочить, но удар ногой в грудь повалил его обратно.

— Не дергайся, белоглазый, — сказал Волх, презрительно сморщив нос. — Клянча! Она твоя.

Богатырь подошел к Сайми, грубо обнял ее за пояс и попытался поцеловать. Сайми слабо уворачивалась. Она боялась, что ее сопротивление дорого обойдется Вейко. Ну, пусть этот медведь ее поцелует, от нее не убудет, а потом княжичьим приспешникам надоест забава и они оставят их в покое…

Вейко считал иначе. Он опять привстал с земли, а получив новый удар сапогом, завизжал:

— Ублюдок! Змееныш! Тебя мать от гада прижила!

Сайми не поняла, о чем речь. Но, видно, Вейко сказал что-то страшное, потому что Клянча отпустил ее, и вся дружина сбилась в кучу, как напуганные псы перед грозой.

Волх побелел. Выхватив меч, тяжело дыша, он замахнулся на Вейко, распростертого у его ног. Сайми закричала, Клянча осторожно протянул руку к княжичу.

— Волх Словенич, ты бы это… Не надо, князь не похвалит…

Меч, качаясь, висел над головой Вейко. Потом опустился к его горлу.

— Ты глупый, вонючий червяк, — процедил Волх. — Ты не понимаешь, что несешь. Целуй ее! — хрипло крикнул он Клянче.

Тот за косу притянул к себе Сайми и впился ей в губы. Но девушка этого не почувствовала. Она глаз не сводила с Волха. Тот смотрел на Вейко, словно еще раздумывал, убить его или отпустить. Но Сайми казалось, что видит он сквозь него, сквозь землю — в самую мертвую глубь.

Наконец Клянча отшвырнул девушку от себя, словно обглоданную кость. Волх убрал меч и скомандовал дружине: «Пошли!» Вейко вскочил и долго зверем смотрел им вслед. Сайми стояла ни жива ни мертва, и старая ива сорила листьями ей на плечи.

Волх с дружиной брели по улицам.

— Ну что ты так взбеленился, Волх Словенич? — удивлялся Клянча. — Я думал — все, убьешь парня. Он, конечно, наглая чудская рожа, но все-таки лежачий, да без оружия…

— И главное, что он такого сказал? — поддакнул толстый Алахарь. — Назвал тебя Змеевым сыном. А Змей — это кто? Это сам великий Велес. Тебе что, не хочется быть сыном бога?

— Боги здесь не при чем, — поморщился Клянча. — Просто твоя мать из рода Змея. Прародители и раньше сходились с женщинами своего племени, и от этих браков рождались необычные дети. Может, ты и в самом деле Змеев сын и великий волшебник, Волх Словенич!

— Бред это все, — отрезал Волх. — Женщина не может родить от Змея. А вы, оба, не смейте повторять глупые сплетни. Из-за них отец на мать смотреть не хочет и пригрел на груди настоящую змею. Будь она проклята!

Клянча и Алахарь понурились и не решились больше говорить на эту тему. Попытка обернуть ходившие в городе слухи Волху на пользу в очередной раз не удалась. А слухи, между прочим, были прелюбопытные…

Шелонь, жена князя Словена, действительно была из рода Змея.

Когда-то это имело для словен большое значение. Но за годы скитаний их картина мира сильно изменилась. В пути важно было сохранить не родовое, а племенное единство — порой от этого зависела жизнь. И слово племенного вождя, князя, стало весить больше, чем слова родовых старейшин. Родовые границы стерлись. Но не придавать значения — не значит забыть. Старики помнили, и в головах молодых родовые обычаи поселились обрывками легенд о звере-прародителе.